И все же отец Сальвадор не решался углубиться в изучение причин совершенной им ошибки, ибо полное их раскрытие привело бы к тому, что и он, и донья Мерседес оказались бы повинны в самом тяжелейшем и отвратительном грехе.
Осмелится ли он сейчас обратиться к Лусеро с просьбой по поручению доньи Софии? Со вздохом падре признался самому себе, что обязан это сделать, как бы ни были ужасны последствия. Ведь он дал слово умирающей женщине.
Лусеро откликнулся на робкое поскребывание в дверь громогласным приглашением войти и ахнул от удивления, увидев на пороге священника.
– Я должен бы угостить вас выпивкой, но тут так мало осталось, что нечего и делить. К тому же пить с вами я не намерен. Так что лучше вам сразу отказаться от моего любезного предложения.
Он повернулся к священнику спиной, до краев наполнил бокал янтарным напитком и, запрокинув голову, осушил его в один прием.
– Я пришел к вам по делу, не терпящему отлагательства, и, честно говоря, вопреки собственному убеждению, – отважно начал священник.
– Собираетесь ли вы сделать мне выговор за мои пирушки с потаскушками? За осквернение святыни брака адюльтером? Может быть, не один я повинен в подобном грехе? – Лусеро повернулся к священнику и напугал того странным выражением глаз.
«Знает ли этот святоша правду обо мне и о Нике?» – вот что интересовало Лусеро.
Отец Сальвадор не захотел вступать с пьяным Лусеро в весьма опасный разговор.
– Сейчас, как я вижу, неподходящее время для беседы. Я зайду утром, дон Лусеро.
– Мой характер не изменится к утру, я останусь все тем же. Вы это прекрасно знаете, падре. А если вы хотите, чтоб я вернулся в кровать к Мерседес, то лучше спросите у нее, почему она отказывается исполнять свой супружеский долг!
Он высказал это, уже предвкушая, в какой ужас повергнет старика услышанная им из уст Мерседес правда.
– Я пришел не для разговора о вашей супруге, – печально сказал отец Сальвадор, осведомленный о пропасти, разверзшейся так внезапно между мужем и женой.
Он собирался покинуть комнату, но слова Лусеро, произнесенные неожиданно слащаво-умильным тоном, заставили его остановиться.
– Если не молодая хозяюшка, то тогда, должно быть, старая загнала вас, бедного, в мою берлогу.
Вид кривляющегося Лусеро был невыносим.
– Мы поговорим завтра. – Священник уже взялся за дверную ручку.
– В этом нет нужды. Моя дорогая мамочка мне еще более безразлична, чем супруга. А свои проблемы я решаю своими средствами и немедленно, чтобы лишний груз не отягощал совесть.
– У вас нет совести, – мрачно отозвался священник. – Да простит вас Господь!
– Сомневаюсь в его существовании… А если даже он есть, то какая может быть надежда на Божье прощение у человека, которого не желает простить собственная мать? – Вопрос был задан небрежным тоном, но затем Лусеро издал глухое проклятие и повернулся к шкафчику с напитками.
Он даже не оглянулся, когда за падре Сальвадором захлопнулась дверь.
Услышав шаги подкованных сапог по коридору, донья София уже знала, кто идет к ней по просьбе отца Сальвадора. У нее теплилась надежда, что он откажется. Свидания с сыном, а потом с тем бродягой, что вздумал играть его роль, были для нее тяжким бременем. А сейчас силы ее угасали. «Будь осторожен в желаниях, ведь желание может и исполниться». Древняя сентенция, но какая верная!
Лусеро вошел без стука и встал на пороге, часто моргая, пока глаза не привыкли к сумрачному освещению.
– О святые мощи! Ну и зловоние! Не пойму – куда я попал. То ли в церковь, то ли в склеп.
Он с трудом разглядел иссохшее тело доньи Софии, затерянное в массе подушек.
– Твой блудный сын вернулся, мамочка. Ты мне не рада?
Ее губы злобно сжались. Рот превратился в тонкую щель, из которой до Лусеро отчетливо донеслось:
– Со дня, как ты, к несчастью, появился на свет, я уже никогда ничему не радовалась.
Он шагнул поближе. Пугающий холод был в его взгляде.
– Теперь мне все понятно, – добавила донья София.
– Значит, ты знаешь, что на этот раз я пришел к тебе, а не мой брат. Давно ты догадалась, что он самозванец?
– Он полюбил Гран-Сангре. И был нежен к твоей жене, не в пример тебе.
Ядовитая стрела попала в цель. Лусе сам удивился, почему ощутил этот укол. Может, из-за Ника. Ведь Нику удалось превратить пугливую, скучную в постели девицу, на которую Лусеро было наплевать, в страстную соблазнительную женщину.
– Жена мне безразлична, – солгал он. – Меня женили насильно, как случают скотину хорошей породы.
Донья София судорожно пыталась приподняться.
– Ты отдал свою законную жену ублюдку, позволил зачать еще одного ублюдка. Наследником Гран-Сангре будет рожденный от кровосмешения выродок, плод смертного греха, проклятый навеки. Что сейчас чувствует твой обожаемый отец на том свете?
Злоба исказила ее черты до неузнаваемости, безумие светилось в ее дотоле блеклых глазах.
Лусеро был настолько ошеломлен, что даже чуть протрезвел.
– А ты, значит, хотела, чтоб Мерседес легла с ним, чтобы заимела от него ребенка! И все ради мести моему папаше?
Нелепость ситуации вызвала у него приступ хохота.
– Твой супруг – давно покойник, и ему нет дела до судьбы Гран-Сангре. Он никогда не узнает, в чьи руки попала гасиенда. Ненависть к папаше всегда была твоим слабым местом, мамочка. Остальное в жизни тебя не интересовало. Ты хоть знаешь, что творится у нас за стенами? Хуарес выиграл войну.
– Тогда Гран-Сангре потеряно, – произнесла она равнодушно. – Это тоже опечалит Ансельмо.
– Покойники не печалятся и не радуются. Они гниют в земле. А что касается поместья, то, скорее всего, оно останется за Ником. То, что попало ему в руки, он уже не выпустит…
«В том числе и Мерседес…» – издевательски нашептывал ему внутренний голос.
– Уж не полюбил ли ты своего сводного брата, которого заделал где-то на стороне Ансельмо?
– Я никого не люблю, – решительно мотнул головой Лусеро. – Я не способен любить. Я перенял это у тебя. Но он мне, признаюсь, по нраву.
– Значит, он и есть твое слабое место… Берегись, Лусеро, ты вытащил его на свет Божий на свою погибель!
Холодок пробежал у него по спине от этого зловещего пророчества матери.
– Тебе поздно вмешиваться в дела мирские! – грубо оборвал ее Лусеро. – Лучше потребуй, чтоб твой дрессированный священничек зажег все свечи и лампады, навонял ладаном и напутствовал тебя на тот свет, где тебе и место. На этом свете будет править уже не Святая церковь и не мы, потомственные гасиендадо, а дьявол в образе коротышки Хуареса!
Она торопливо перекрестилась:
– Господь этого не допустит!