Дитя купальских костров — не такая уж редкость, каждый год в первый день весны эти дети появляются на свет — когда больше, когда меньше. Правда, обычно их матери успевают покрыть голову и войти в дом будущего отца как его жена, благословенная своим родом и принятая новым. Но когда этого не случается, такой ребенок обычно принимается как знак милости богов — если род не слишком беден и не считает бедой появление лишнего рта. Но дитя самой Лели, Девы Альдоги — это нечто большее. Дитя Огня и Воды, родившееся от слияния стихий в эту священную ночь, становилось добрым предзнаменованием для всей Ладоги. Волхов-батюшка, принимавший в свои объятия невесту-жертву, отпустил ее обратно к людям не одну, и это означало особую милость общего кормильца! Этот ребенок несет в себе благословение сразу после рождения и даже до него.
Здесь же, у белого камня, Милорада и жрицы Лады заплели волосы Яромилы в две косы, но оставили их непокрытыми, поскольку она не покидала свой род и не входила в чужой, одели ее в поневу и завеску, которые носят замужние женщины, чтобы скрывать от чужих глаз будущее дитя, а с помощью обережной вышивки защищать и наделять силами его и себя.
Новость быстро разлетелась по Ладоге и вызвала всеобщее оживление. Девицы, оказавшиеся в схожем положении, начали улыбаться даже несколько горделиво, а Белка, лишенная материнских наставлений и пригляда, только теперь и задумалась, а что это у нее того… не того… ну, «краски» все не приходят? Ба-а-тюшки-и-и… А молоденькие девушки, только взрослеющие, возликовали и того пуще: ведь предстоят выборы новой Лели, и эта честь могла выпасть любой девушке из хорошего рода. Срок настанет в начале новой весны, но, вероятно, право ездить на белом коне получит третья дочь Милорады, Велемила, которая по всем приметам, не укрывшимся от материнского глаза, как раз к тому времени должна созреть. Пока же освободившееся место заняла Веснояра, из внучек стрыя-деда Братомера, и что ей мешало мечтать о том, что за нею оно и останется?
Конечно, люди понимали, что Ярила Ярилой, но едва ли дело обошлось без участия обычного земного мужчины. И никто не сомневался, что имя его было Одд Свейнссон Халейг, или князь Хельги, как его тут иногда называли, путая имя и прозвище. Но этому, если женщины и шептались тайком между собой, большого значения не придавали. Заморский князь, знатный человек и отважный воин, как нельзя лучше подходил для того, чтобы стать земным отцом «сына Волхова». Все понимали, что с взрослой девой чуть раньше или чуть позже нечто подобное должно было случиться, и гораздо хуже было бы, если бы ладожская Леля оказалась бесплодной. Зато теперь ладожане вдвое сильнее радовались тому, что не отдали Яромилу Полянским сватам. А могли бы по неведению своими руками благословение богов за тридевять земель отправить!
Таким образом, в происшествии с Яромилой ничего особо удивительного не было, но поворот или, вернее, даже водоворот событий вокруг ее младшей сестры ладожан потряс. Ведь все были убеждены, что она сидит в повалуше родительского дома, ожидая отъезда к жениху, а тут вдруг ее привозят с Ильмеря! Люди терли себе глаза, не веря тому, что видели. К счастью, Вышеслав и Добролюта первыми рассказали всю повесть, а за это время и Милорада сообразила, как сохранить лицо.
— Получила знак богов моя дочь, — подтвердила она, наклоняя голову и надеясь, что богини простят ей эту ложь. К тому же без воли богов не обошлось, а то, что этим «знаком» оказался Вольга Судиславич, людям знать необязательно. — Простите, мужи ладожские, но сами ведаете: если человек за посвящением отправляется, чем меньше знают об этом, тем вернее дело пойдет.
— Это само собой. — Старейшины и жители согласно кивали. — От дурного глаза, от порчи, от всякого лиха… На весь свет зачем же трубить?
— Посвящение не игрище, там круги не водить!
— А ловко вы нас провели! — смеялся дед Путеня. — Когда же уехала она?
— А после сговора сразу, в ночь, — отвечала Милорада. Не стоило уточнять, что Дивляна уехала перед сговором, на котором вместо нее под невестиным покрывалом сидела Тепляна. Хотя бы этот маленький обман удалось скрыть, и слава Макоши!
Родители Дивляны беспокоились в душе, насколько во все это поверит Белотур. Но тот не выражал ни сомнений, ни неудовольствия. Ладога, Земля Велеса, казалась ему полной чудес, хранительницей древних тайн. Будучи из знатного рода, он понимал, что дети знатных родов, служащих богам, всегда проходят более сложные и загадочные посвящения, чем обычные люди. К тому же в итоге он получал гораздо более дорогостоящую невесту — живую богиню!
— Это не жизнь, это прямо кощуна получается! — восхищался Белотур. — Я как сам Ярила, что Солнцедеву, Денницу в жены брату добыл!
Можно было бы заметить, что ни сват, ни жених ради этого не сильно потрудились, но Милорада только улыбалась.
В разгар летней половины года в Ладоге насчитывалось немало варяжских торговых гостей, гостевые дома были полностью забиты, и множеству знатных словен пришлось разместиться по избам ладожан. Остробор, старейшина Ярилиной Горы, приехавший с сыном, внуком и парой челядинцев, нашел себе пристанище у вдовы Родоумихи. (Кстати сказать, ему там настолько понравилось, что он уехал восвояси на пятерицу позже остальных, а к осени и сама Снежица перебралась на Ярилину Гору). Вышеславу с его ближними выделили место во владениях самого Домагостя. Остряна с сестрами устроилась в повалуше, и хотя девушкам пришлось постелить на полу, недовольных не было.
Помня слова Добролюты о том, что Дева Ильмера будет приносить благо издалека, а также видя всеобщее желание отсылать свои товары на Днепр, Вышеслав почти не заговаривал о том, чтобы оставить Дивляну в Словенске. Теперь, когда она стала избранницей богов, Белотур менее прежнего был склонен взять вместо нее какую-нибудь другую невесту. Он не знал о том, что Домагость поначалу заколебался.
— Вот ведь девок мне жена родила! — говорил он, закрывшись в клети со Святобором, куда для совета они позвали еще только шуря Рановида и свояка Вологора. — Не девки, а одни богини! Дева Альдога, Дева Ильмера! Из Велеськи-то что вырастет — боюсь и подумать!
— Третья дочь, младшая, как в кощуне! — Святобор засмеялся. — За нею, видать, сам Ярила с небес на золотом коне спустится, дай подрасти только!
— Да не дают подрасти! — Домагость развел руками со смешанным чувством гордости и досады. — Не поверишь, со вчерашнего дня четверо ее сватали! Я говорю, она еще рубашек не пачкает, года четыре свадьбы дожидаться придется, все равно согласны! Хоть пять лет! Подождем, говорят, не сомневайся, ради такой чести!
