Всю следующую неделю она бушевала, бранилась и швырялась чем попало. Наконец, обессилев, Бесс бросилась на постель и зарыдала. Когда же ее гнев и жалость к себе иссякли, мысли постепенно прояснились. Она по-прежнему считала, что отлично спланировала будущее детей, но заговорить об этом следовало раньше.
Ей удавалось заполнять дни делами, но ночи казались бес-конечными. Бесс так тосковала по Шрусбери, что боялась умереть. «Будь он проклят! Почему медлит? — И она отвечала сама себе:
— Потому, что он высокомерный, упрямый и своевольный человек, привыкший к беспрекословному повиновению!» Бесс передернула плечами, сообразив, что описала себя. А если Шрусбери не приедет никогда? Эта мысль ужаснула ее! Что, если между ними все кончено? Бесс поднимут на смех, такого скандала она не перенесет! Но ее беспокоила не только репутация: она любила Шрусбери всей душой, гораздо сильнее, чем любил он! Что же теперь делать?
О поездке в Шеффилд и примирении Бесс не хотела даже слышать. Гордость не позволяла ей так унизиться. Она обдумала несколько способов заманить Шрусбери в Чатсворт, но отказалась от них, понимая, что все они шиты белыми нитками. Целую неделю Бесс промучилась бессонницей и как-то раз в отчаянии выпила бутылку мальвазии.
…Она проснулась, как от резкого толчка, и в ужасе огляделась. Комната была совершенно пуста. Сбежав по лестнице, Бесс обнаружила, что судебные приставы вынесли из дома все ее вещи, до последней безделушки. Она умоляла, уговаривала и плакала, но тщетно. Ее имущество уже погрузили в повозку. Бесс выгнали из роскошного дома, ей некуда было идти. Страх захлестывал ее гигантскими волнами, от паники перехватывало горло. На миг Бесс отвернулась, а когда снова повернула голову, то обнаружила, что ее родные и даже Чатсворт исчезли, словно растворились в воздухе. Она потеряла все, что имела! Ужас нарастал, пока не захватил ее целиком. Ощущение пустоты в животе чем-то напоминало голод, только было еще страшнее: Шрусбери тоже исчез! Бесс застыла, беспомощно опустив руки…
Проснувшись, она услышала свой голос, тоскливо повторяющий:
— Шру, Шру!
Бесс дрожала, вспоминая ночной кошмар, ей было страшно остаться одной. Во всем виновата только она сама, поскольку проявила упрямство и попыталась одержать верх над Шрусбери. Он не из тех, кто подчиняется женщине, — в этом и состоит его притягательность. Они расстались только из-за гордости Бесс. Она всегда обвиняла Шрусбери в чрезмерной надменности, а теперь вдруг осознала, что в этом не уступает ему. Да, они одного поля ягоды! К утру Бесс поняла, что делать.
— Сесили, где тот туалет, что я заказала для первого появления в замке Шеффилд?
Сесили подавила улыбку: о своем «появлении» в замке хозяйка говорила с таким видом, словно была королевой.
— Сейчас узнаю у портних, готов ли он.
Подойдя к огромному зеркалу, Бесс сразу увидела, что выглядит великолепно. Облегающий белый бархатный жакет подчеркивал красоту ее высокой груди и контрастировал с ярким, иссиня-зеленым блестящим бархатом пышной юбки. Под верхнюю юбку она надела три нижние — разных оттенков одного и того же цвета. Туалет Бесс дополняли перчатки и синие сапожки из мягкой кожи. Весь наряд был расшит мелким жемчугом, словно разбросанным по синему полю небрежной рукой.
Но первым делом взгляд приковывала пикантная шляпка с загнутым страусовым пером. Эта шляпка особенно нравилась Бесс: именно благодаря ей туалет поражал воображение. Она отнесла перчатки и шляпку вниз и уже хотела приказать седлать Ворона, когда лакей доложил ей о приезде графа Шрусбери.
Бесс прерывисто вздохнула. Граф шагнул в комнату, заслонив собой весь дверной проем.
— Ты приехал…
Он окинул жену быстрым взглядом:
— Да, за тобой, Плутовка.
Ее глаза вспыхнули, она с вызовом вскинула голову, с губ ее чуть не сорвался вызывающий ответ… «Придержи язык, Бесс», — прошептал внутренний голос.
— Что вам угодно, милорд? Я слушаю.
— Я приехал, чтобы увезти вас домой, в Шеффилд. Отныне вы станете послушной женой. — Помедлив, Шрусбери добавил:
— А если откажетесь, брак будет расторгнут. Упрашивать вас я не стану.
Ты не упрашиваешь, а отдаешь приказы, дьявол! — мысленно отозвалась Бесс, но опять придержала язык.
— Поскольку у меня нет выбора, я вынуждена повиноваться вам, милорд. — Бесс не стала собирать вещи, чтобы не заставлять мужа ждать. Она быстро надела шляпку и перчатки. — Я готова, милорд. — Ее голос звучал негромко, но Бесс держалась величественно.
Увидев во дворе экипаж, она замерла: «Шрусбери хочет, чтобы я явилась в новый дом как подобает леди! А я мечтала о бешеном галопе…»
— Вы очень предусмотрительны, — заметила Бесс. Шрусбери сел в седло.
«Вот и хорошо, что мне не придется скакать рядом с ним верхом. Этого я бы не вынесла!»
Как и было задумано, торжествующая Бесс переступила порог замка Шеффилд рука об руку с мужем. Он с гордостью подвел прекрасную, нарядную жену к столпившимся в холле слугам и домочадцам.
— Леди и джентльмены, мне выпала большая честь представить вам мою жену Элизабет, графиню Шрусбери!
Бесс учтиво поблагодарила всех, кто поздравил ее с приездом. Через два часа Шрусбери увел ее в библиотеку и закрыл за собой дверь. Бесс сняла шляпку. Открыв ящик стола, граф вынул оттуда лист бумаги и подал его жене. Она прочла документ на одном дыхании. Согласно ему, Мэри, дочь Бесс, предназначалась в жены Гилберту Толботу, а Грейс Толбот — в жены Генри Кавендишу. Внизу стояли подпись Шрусбери и печать.
— Почему же ты согласился, Шру? — спросила ошеломленная Бесс.
— В награду за твое послушание.
— Надменный негодяй! — Устремившись к мужу, она занесла руку для пощечины.
Расхохотавшись, он схватил жену за руки, завел их за спину и притянул Бесс к себе. Шрусбери впился в губы Бесс, словно желая заставить ее подчиниться, но вскоре поцелуй стал нежным. Усадив жену на край стола, граф объяснил:
— Той ночью в Раффорде, когда мой гнев утих, я понял, что твое предложение не лишено смыслу. Благодаря ему наше состояние останется в семье, а мы позаботимся не только о своих детях, но и о внуках и правнуках! Проснувшись и обнаружив, что ты уехала, я не поверил своим глазам. Мне хотелось растерзать тебя. Меня поразило, что ты пренебрегла нашей любовью ради будущего детей. А потом я понял: отстаивая свои принципы, ты готова пожертвовать всем. Ты рисковала не только состоянием и титулом, но и своим счастьем. По-моему, это благородно. Я горжусь тобой, Бесс!
Она онемела: «Шрусбери считает меня благородной! Знал бы он, что я была готова вымаливать у него прошение!»
Граф придвинулся ближе и взял жену за подбородок. Его взгляд переместился ниже.