Ознакомительная версия.
— Именно. А если неравно его величество вздумает не делать этого сегодня, надо ловко привлечь его к этому разговору. Тогда припишите все сумасбродства, которые навлекли на вас его гнев, молодости и праздности вашей жизни, и прибавьте, что вы приняли намерение бросить эту недостойную жизнь и жениться как можно скорее.
— Очень хорошо, — сказала королева, — король желает только этого и непременно смягчится.
— Он придет в восторг, когда его высочество объявит ему, что он просит у него позволения жениться на мадемуазель де Гиз.
— Брат мой способен приятно улыбнуться, что с ним не случалось, может быть, и четырех раз в жизни.
— По крайней мере, он придет в лучшее расположение духа, а вы этим воспользуетесь, чтобы выпросить прощение вашему гувернеру, растолковав королю, что все, в чем его обвиняют, одни глупости и ребячество.
— Но если кардинал меня опередил?
— Нужды нет. Как только вы произнесете имя мадемуазель де Монпансье, король будет на вашей стороне. Сделайте это твердо; особенно не пугайтесь и не прибегайте к уверткам. Стойте на своем, и победа останется за вами.
— Будьте спокойны, герцогиня, — с жаром отвечал молодой принц. — Чтобы избегнуть недостойного союза, которым мне угрожают, я теперь чувствую себя, по вашей милости, способным на все. Я бегу к королю, и через час вы узнаете, до чего может дойти мое мужество.
— Ваше величество, — сказала герцогиня королеве, как только герцог Анжуйский вышел из комнаты, — теперь вам надо собрать всю нашу энергию; я предчувствую, что случится. Кардинал ничего не хотел предпринимать против вашего величества, пока не был уверен в успехе брака его племянницы с герцогом Анжуйским. Теперь он, верно, у короля, обвиняет ваше величество и подстрекает ревность вашего подозрительного супруга. Ожидайте появления Людовика XIII с гневом в глазах и с оскорблениями на губах.
— Ах! — произнесла королева.
— Успокойтесь. У нас есть способ уничтожить в уме короля действие ядовитых слов кардинала и в то же время уничтожить его кредит. Приготовьте письмо, которое осмелился написать к вашему величеству этот дерзкий прелат.
— Да, Мария, вы правы, — сказала королева. — Это письмо меня спасет.
Она вынула из комода письмо кардинала, написанное Пасро.
— Вот оно, — сказала она.
— Хорошо. Теперь ждите его величество.
Кардинал проигрывает первую партию с герцогом Анжуйским, вторую с королевой и выигрывает у герцогини де Шеврез, отчего Пасро рискует попасть на виселицу
Боаробер бросился к кардиналу после решительного разговора с герцогом Анжуйским. Успех окрылил его.
— Герцог Анжуйский такой слабый и непостоянный ребенок, — сказал кардинал, выслушав аббата, — что я сочту успех несомненным, только когда на этот брак согласится король. Сейчас же еду в Лувр с ним говорить.
— Позвольте мне ехать с вами; я подожду вас в передней, — сказал Боаробер, — мне хочется поскорее узнать, должен ли я теперь считать себя епископом.
— Поедемте, аббат; из ста вероятностей на успех на нашей стороне девяносто девять, но против нас все-таки остается одна; а иногда этого достаточно. Одна песчинка под ногами может заставить упасть колосса.
Когда Ришелье вошел в оружейную, где Людовик XIII был тогда один, он приметил, что мрачное и печальное лицо монарха было в этот день еще печальнее и мрачнее обыкновенного. Министр спрятал улыбку. Это усиление мрачного настроения было следствием его искусной тактики, чтобы довести короля до пункта, благоприятного его тайным умыслам.
Уже двое суток кардинал знал о сцене в Амьене и старательно избегал всех случаев встретиться наедине с королем. Он не хотел высказать свое мнение о поведении королевы прежде, чем наступит удобная минута. Но в эти двое суток он окружил короля своими агентами, которым велено было говорить между собой о приключении королевы с большой таинственностью и так искусно, чтобы слова их достигли ушей его величества. Королю, таким образом приготовленному, он сам хотел нанести последний удар.
— Я очень рад вас видеть, кардинал, — сказал Людовик XIII, отвечая легким наклоном головы на низкий поклон кардинала, — если бы вы не приехали, я хотел послать за вами.
— О чем вашему величеству угодно было говорить со мною? — спросил Ришелье.
— Участь государя узнавать все после всех, — сказал король, бросая мрачный взгляд на бесстрастное лицо кардинала, — но обязанность министра, пользующегося доверием короля, не ожидая расспросов, сообщать ему о том, что его интересует.
— Я не понимаю вашего величества, — смиренно возразил кардинал, — не знаю, чем я заслужил этот упрек.
— Неужели вы хотите уверить меня, что вам неизвестно случившееся в Амьене накануне отъезда герцога Букингема?
Кардинал молчал, выказывая большое замешательство.
— Я жду, — сказал король.
— Государь, — ответил кардинал — ваше величество, вы понимаете мою сдержанность; я обязан знать все, и действительно мне известны несчастные обстоятельства, на которые вы изволили намекать, но вы забыли, что дело идет о королеве, к которой я имею почтительнейшую преданность. Я купил бы ценою моей крови право не говорить об этом, и только приказание вашего величества может заставить меня.
— Вы можете говорить, — сказал Людовик XIII сухим тоном, — я приказываю вам.
— Я желал бы, чтобы вы, ваше величество, задали мне вопросы, на которые я стану отвечать. Дело идет о королеве, государь.
— Я знаю, что вы к ней необыкновенно снисходительны, но если дело идет о королеве, то также идет и о короле, и я рассчитываю, что вы скажете мне истинную правду. Впрочем, я исполню ваше желание, я стану расспрашивать, а вы отвечайте.
— Буду отвечать совершенно искренно, государь.
— Хорошо. В эти два дня я уловил некоторые слова, где шла речь о какой-то сцене в саду того дома, который королева занимала в Амьене. Королева и Букингем играли там роль, оскорбительную для меня. Я хочу знать, что там случилось, потому что хочу наказать как следует того, кто заслужил наказание; недаром меня называют Людовиком Справедливым. Что произошло в саду?
— Может быть, вещи очень ничтожные, а может быть, и очень важные, — отвечал кардинал, медленно выговаривая слова, как будто ему неприятно было говорить, — ее величество королева, которую вел герцог Букингем, вошла в беседку. Сопровождавшие ее лица остановились довольно далеко, без сомнения из скромности, потому что было бы гнусно предположить в них виновное сообщничество.
Ознакомительная версия.
