Если Джек и был огорчен смертью малайца, на его лице это никак не отразилось.
– Из-за женщины, разумеется.
– Такой вариант тоже был упомянут.
– Спасибо. На самом же деле убийца принадлежит к банде азиатских головорезов, нанятой англичанином по имени Торнтон, которому следовало бы быть поосторожнее. У нас с Торнтоном есть повод для разногласий, но серьезных причин для убийства у него нет. К сожалению, людям, которых он нанял, несвойственны столь непрактичные сомнения – и Торнтон уже начал понимать это.
– Он не в силах их контролировать?
Джек дотянулся до бутылки и допил то, что в ней оставалось.
– Такие люди подобны обломкам, выброшенным на берег, Ги. Люди без веры, без культуры и без родины, шатающиеся из одного порта в другой, отбросы общества. Если им предложить достаточно золота и приказать найти священную реликвию, их уже никто не сможет остановить.
– Священную реликвию?
– Они верят, что пропавшая вещь обладает магической силой.
– Сколько их?
– Я не знаю.
– Общение с ними невозможно?
– Я говорю на одном-двух из их языков, так что общаться с ними я мог бы, но невозможно изменить их образ мыслей. Если бы я попытался найти с ними общий язык, они сделали бы все возможное, чтобы убить меня. Начал все это Торнтон, но он мало что понимает.
– Поэтому ты сошел с «Рискованного» в Португалии?
– Поэтому я проделал всю дорогу из Азии переодевшись. – Джек посмотрел в окно, на улице стало совсем светло, и встал. – Остальная часть объяснений может подождать. Господи, сейчас я мог бы съесть кобеля в шерсти. Пожалуйста, сэр, разрешите мне угостить вас завтраком. После чего…
Ги рассмеялся:
– Мой лучший костюм и мой экипаж. И славное приключеньице с кухонной девицей на яхте. Кто бы мог отказаться?
Энн сидела у огня, уставясь глазами в пол. Ротонда сползла с ее коленей, и открылась блестящая хлопчатобумажная ткань персикового цвета поверх нескольких слоев нижних юбок. Кайма из белых оборок вокруг запястий перекликалась с таким же украшением по краю подола. Это было лучшее платье, взятое ею с собой. И она не сомневалась, что оно отвратительно провинциально и старомодно.
Руки ее лежали на ткани персикового цвета, одна сжимала пару перчаток, другая – соломенную шляпку, изрядно опорченную вчерашним дождем. Тетя Сейли до утра просидела за шитьем. Шляпка отважно щеголяла новыми вишневыми лентами и стеклянными фруктами.
Эти украшения также были провинциальными и старомодными, но у Энн не хватило духу уничтожить то, во что тетка вложила столько труда и доброты. Она будет носить эту шляпку с гордостью. Однако сердце ее билось, как попавшая в силки птичка.
Эдит выглядывала из окна гостиной, тетя Сейли стояла рядом.
Они ждали прибытия лорда Джонатана.
– Вы совершенно уверены, что он – это он, Эдит? – Тетя Сейли взволнованно сжала пальцы.
– Так же, как в том, что я – это я! У всех Сент-Джорджей такая надменная манера держаться, но чего еще и ждать от семейства герцога? Они могут делать все, что им заблагорассудится, и кто им помешает?
Энн крепче стиснула перчатки. Она попыталась молиться, найти свой тихий внутренний голос, но ее пульс никак не хотел замедляться, а мысли беспорядочно кружились и кружились. Лорд Джонатан сообщил о своих планах с такой надменной уверенностью! «Они могут делать все, что заблагорассудится…»
– И эта поездка – всего на несколько часов в открытом экипаже по людной дороге, – сказала тетя Сейли. – Бояться нечего…
– Вовсе нечего! Моя сестра говорит, что герцогиня – это одна сплошная доброта. – Эдит погладила свою госпожу по плечу. – У лорда Джонатана есть мать, она все возьмет на себя, верно ведь? Она проследит, чтобы с нашей Энн ничего не случилось.
– И подумать только! – сказала тетя Сейли, приободрившись. – Уилдсхей! Говорят, это самый великолепный дом в Англии – он перестроен из древнего замка!
– Ну, внутрь я не заглядывала, но там есть башенки и стены с бойницами, можете не сомневаться, а стены высокие, до самых облаков, и моя сестра рассказывала мне…
Энн вполуха слушала болтовню Эдит о винтовых лестницах и рыцарских доспехах; о садах, озерах, о деревьях, которым тысяча лет; о множестве серебряной, стеклянной и золотой посуды в великолепной столовой; о хрустальных канделябрах и зеркалах, и картинах, и мраморных статуях; о сказочной красоты шелках и драгоценностях, которые носят дамы; о власти, которой обладает герцог…
– Что ты скажешь, Энн? – Это тетя Сейли повернулась к ней от окна и теперь ждала ответа. – Подумать только! Моя племянница, мисс Энн Марш из простого Хоторн-Аксбери станет гостить у герцога и герцогини…
– Едет! – сказала Эдит. – Бог ты мой!
Энн встала и напялила на голову противную шляпку.
– Прошу вас, не беспокойтесь обо мне, – сказала она. – Разумеется, ничего плохого со мной не случится!
Тетя Сейли порывисто обняла ее. Эдит повернулась к окну и промокнула глаза платком.
Энн судорожно сглотнула и заставила себя улыбнуться.
– В конце-то концов, я собираюсь проехаться с джентльменом, вооруженным пистолетами. Я уверена, что он умеет обращаться с ними.
– Бог ты мой! – снова воскликнула Эдит, глядя на улицу. – Бог ты мой! Герцогский сын, мисс Энн!
Соседи вытягивали шеи, какие-то моряки глазели из сломанной повозки, с которой они сгружали бочки. Когда лошади протрусили мимо, кто-то присвистнул, – общепринятый для рабочего люда способ выразить свое восхищение. Энн стояла в дверях, выходящих на улицу, а он остановил лошадей и улыбнулся ей – лорд Джонатан Деворан Сент-Джордж.
– О Господи! – прошептала девушка. – Я ошиблась. Я не могу это сделать.
Фаэтон – открытая коляска – был самым модным образцом, колеса и отделка сверкали черным лаком и золотом. Пара ухоженных гнедых задирала головы, протестуя против действий грума, который, схватив их под уздцы, повис, чтобы сдержать их. При виде мужчины, сидевшего на месте кучера, у нее просто дух захватило.
Кожа на перчатках тоньше шелка. Синий фрак сидит так, словно широкие плечи очерчены пастелью. Галстук девственной белизны рядом с загорелым подбородком создает контраст более потрясающий, чем его черная рубашка ночью. Шляпа с высокой тульей затеняет лицо непроницаемой завесой надменности и тайны. Видение аристократического мужского совершенства. И вот она, заурядная мисс Энн Марш из Хоторн-Аксбери – одетая в хлопчатобумажное платье персикового цвета и шляпку с вишневыми лентами и стеклянным виноградом, – отдает себя полностью в эти руки в изящных перчатках!
Она опустила глаза, чтобы скрыть поистине панический страх. Прошлой ночью эти руки прикасались к ней, несли ее, одетую всего лишь в ночную рубашку, пытались успокоить, когда ее чуть не убили в собственной кровати. Одну сильную руку он подсунул ей под колени, а другую…
