Так прошло несколько часов. В начале своей вахты она как наседка устроилась на небольшом табурете и теперь размышляла об ожидающей ее жизни. Но каждый раз, пытаясь представить лицо своего мужа, она видела перед собой пленника. Попытки прогнать этот образ становились все менее успешными, по мере того как усиливалась жара. Сильная головная боль мешала думать. Аннелиза сорвала косынку и распустила косы, но не почувствовала облегчения.
Отсутствие света и постоянные усилия втолкнуть в легкие тяжелый горячий воздух привели ее в состояние полной прострации. У нее не стало сил сидеть, и она легла на койку. В этом печальном состоянии Аннелиза продолжала думать об узнике, удивляясь, как ему хватало энергии протестовать, браниться и колотить в стены. В первый раз за весь день она расстегнула высокий воротник, и ей стало немного легче. Но, собравшись стащить с себя одежду, она вдруг осознала, что пленник в кандалах не может сделать того же.
Постепенно ей стало казаться, что ее распухший язык увеличился вдвое. Почувствовав неестественное жжение в глазах, Аннелиза вдруг заметила, что они широко раскрыты и почти не моргают. Она прикрыла веки, и тут же перед ней появились светлые кружащиеся мушки, уносившие ее в темноту. Она ощущала себя блуждающей звездочкой, бесцельно скитающейся по ночному бархатному небу, несказанно одинокой, гонимой голодом и жаждой, утратившей всякую надежду на прекращение страданий.
И все эти муки возникли в течение всего лишь одного дня, а пленник томился в цепях без еды и света уже больше недели. Ни один человек не должен подвергаться таким лишениям.
Аннелиза села и выпрямилась. Как можно было так глупо себя вести! Она побоялась подать голос, забилась в нору, лишь бы не нарушать приличия, тогда как подлинное достоинство женщины состояло совсем в другом. Ей надо было идти штурмом на капитанскую каюту и требовать объяснений. Лелеять свою беспомощность – удел домохозяек. Фербек не посмел бы осудить ее за то, что она справляется о здоровье человека, доставленного на корабль в ее присутствии.
Аннелиза живо повытаскивала из щелей в переборках кусочки материи, в каюту сразу хлынули солнечные лучи. Невероятно – день еще не кончился! Должно быть, сейчас Фербек как раз сидит за обедом. Самое время устроить ему нагоняй за то, что он набивает себе живот, тогда как у него под палубой страдает человек, вина которого ей неизвестна.
И все же вступать в конфликт с капитаном Аннелизе не очень-то хотелось. Она уперлась рукой в стену, изо всех сил стараясь удержать себя от соблазна плюхнуться обратно на койку. И тут она услышала его. Далекий, словно из могилы, стук металла о дерево. Звук наручников, ударяющих по выдержанным дубовым доскам. Ее сердце забилось в том же темпе, попадая в такт непрерывающемуся потрескиванию.
Аннелиза резко распахнула дверь. Матросы в недоумении смотрели ей вслед; видимо, больше всего их удивляли разлетающиеся позади нее лоскутки материи – все, что она позабивала в щели, теперь порхало в воздухе подобно снежным хлопьям. Со скоростью урагана Аннелиза промчалась мимо мужчин и, только добежав до середины палубы, сообразила, в каком шокирующем виде предстала перед ними. Морской воздух ласкал ее шею благодатной прохладой, ветер развевал волосы, еще не зашедшее солнце припекало кожу, до сей минуты не видевшую света. С бешено стучащим сердцем она остановилась в нерешительности, не зная, что ей делать дальше. Никогда еще она не являлась к капитану с непокрытой головой и без своего высокого воротника. Но бежать назад и приводить себя в порядок значило бы добавить еще несколько бесконечно долгих минут к страданиям узника.
Поглубже вздохнув, Аннелиза ворвалась в кают-компанию, не дожидаясь, пока разинувший рот караульный бросится объявлять о ее приходе.
Разумеется, капитан никак не ожидал ее появления в столь экзотическом виде, однако он лишь бросил на нее ничего не выражающий взгляд, и только слегка приподнявшиеся брови выдавали его удивление.
– Ян передал мне, что вы приболели. В самом деле, вид у вас не вполне здоровый. Надеюсь, ничего серьезного?
Аннелиза покачала головой и скользнула на свое обычное место. Пока Клопсток занимался сервировкой стола, они сидели в непривычном молчании. Фербек поигрывал каким-то прибором, поворачивая его из стороны в сторону, а его помощник тем временем закончил хлопоты с вином и стал наполнять свободные стаканы свежей водой. Но Аннелиза не могла больше ждать. Она схватила свой стакан, не дав наполнить его до конца, и залпом выпила всю воду. Лишенная питья в течение дня, она нашла ее вкуснее самой чистой воды из быстрого ручья.
Какой же вкусной должна была казаться эта вода узнику, не получавшему ее в достаточном количестве с самого появления на корабле!
Аннелиза поставила пустой стакан на стол, и Клопсток тут же подскочил, чтобы снова наполнить его. Но Фербек, похоже, ничего не замечал, погруженный в свои раздумья. «И весьма некстати», – подумала Аннелиза. Сейчас она как никогда нуждалась в полном внимании с его стороны. Она безуспешно пыталась придумать, как наилучшим образом подступиться к нему для разговора о мытарствах человека, сидящего где-то у них под ногами.
– Капитан, я хотела вам сказать, что со мной все в порядке, однако меня очень беспокоит здоровье кое-кого еще.
– Вот как? Но мои матросы в отличной форме.
Аннелиза не сомневалась, что капитан намеренно уходит от обсуждения интересующей ее темы.
– Я имею в виду человека, из-за которого возник весь этот переполох во время захода в бухту Салдана.
– А, так вы о пленнике! – Фербек подцепил кусок баранины и, подержав его некоторое время на весу, с хмурым видом положил обратно в тарелку. – Самый твердолобый из всех, кого я имел несчастье перевозить. – Он покачал головой, словно сердясь на самого себя за то, что так разоткровенничался. – Сплю и вижу, как бы поскорее избавиться от него – пусть им занимаются власти.
– И все-таки, что он сделал? – не унималась Аннелиза.
Она совсем не была уверена, что капитан станет отвечать ей, поэтому ее ничуть не удивило, что пауза продолжалась достаточно долго. Наконец Фербек, тяжело вздохнув, произнес:
– Он совершил худшее из всех преступлений.
Разочарование охватило ее, образ, созданный подогретым жарой воображением, мгновенно потускнел. Узник оказался совсем не той героической личностью, какой она его себе великодушно представляла. Ей оставалось только досадовать на себя за то, что столько времени она отдала пустым грезам: боготворила преступника, как наивная школьница.
– Значит, он убийца? – Аннелиза была уверена, что на свете нет ужаснее преступления, чем отнять жизнь у другого человека.
