Ознакомительная версия.
Эссекса лишили права сбора таможенных пошлин с импортных вин – той статьи дохода, которая только и позволяла ему содержать огромный штат пажей, слуг и приближенных.
Он злился, он негодовал, он богохульствовал и оскорблял королеву:
– Она старуха, кривая разумом и телом!
Только леди Летиция понимала, что Елизавета не в силах простить прежнему возлюбленному двух вещей: что он иногда спит с молодыми женщинами – раз, а два – что он видел ее старой.
Сесил, осведомленный через своих шпионов, немедленно сообщил королеве о словах графа. Эссекс убедил себя, что Сесил и Рейли составили заговор, чтобы убить его и вынудить Елизавету сделать своей преемницей испанскую инфанту, дочь Филиппа II. Граф рассчитывал на поддержку Джеймса, сына Марии Стюарт. Совершенно напрасно! Джеймс знал о силе английской королевы и не собирался с нею ссориться, надеясь стать ее наследником. В то, что королева может предпочесть испанскую принцессу, мало кто верил. Кроме Эссекса…
В конце концов стремление графа Эссекса расправиться с врагами, которые настраивают против него королеву, достигло апогея. Он собрал группу единомышленников и двинулся на королевский дворец, призывая к восстанию во имя королевы Елизаветы, которую хотят погубить враги.
Он вел свои немногочисленные войска на дворец. Хотел захватить дворец, в котором находилась королева! Так это выглядело внешне.
Да, впрочем, и суть была именно такова. Ведь Эссекса интересовала прежде всего его собственная участь. Его свобода, его доходы, его возможность покорять всех женщин на свете, начиная с королевы и заканчивая ее горничными.
К восставшим не присоединился никто, их кучка была быстро рассеяна, а Эссекс арестован. Ему предстояло предстать перед судом.
Летиция умудрилась проникнуть во дворец и броситься к ногам королевы. Через столько лет! Сейчас все обиды остались позади, она готова была на любые унижения. Она просила только за Эссекса, хотя ее муж тоже был в числе восставших и ему тоже грозила казнь.
Ее поразило лицо Елизаветы, очень постаревшей, страдающей от горя, от того, что она должна послать на смерть самого любимого человека…
И все же королева подписала смертный приговор.
Елизавета слушала рыдания и мольбы леди Летиции и старалась не выдать себя, не выдать той усмешки, которая родилась в ее душе и так и просилась на уста. Приятно было видеть валяющейся в ее ногах эту женщину, которая причинила ей столько горя, к которой она когда-то так безумно ревновала Роберта Лейстера, да и Роберта Эссекса тоже, ибо он очень любил свою мать. Хорошо бы сейчас тут валялась еще Френсис Уолсингем, которая осмелилась выйти замуж за Эссекса, тварь такая! А также все молодые девки, с которыми он изменял своей королеве… А ведь она единственная должна была царить в его сердце! Ну да, девки-то были молодые, а Елизавета – старуха, кривая и сердцем, и разумом… Конечно, оскорбленное самолюбие не унималось. Ничего, пусть Эссекс испьет эту чашу до дна. До дна! Однако…
Елизавета снова с трудом подавила усмешку.
Ну ради всего святого, как же ей было не подписать приговор?! Она выглядела бы недостойно в глазах подданных, в глазах всей Англии, а именно о мнении Англии Елизавета всегда заботилась прежде всего. Но она-то прекрасно знала (только никому не собиралась об этом говорить!), что Эссексу удастся сохранить на плечах свою красивую, столь любимую королевой голову. Ведь она когда-то дала ему заветный перстень, который он носит не снимая. И Эссекс знает, какая сила заключена в нем. Со дня на день он пошлет гонца передать Елизавете свой талисман. Его охране отдан тайный приказ немедленно дать знать королеве, как только у узника возникнет надобность кое-что ей передать. Так что…
Да, приятно видеть унижение и слезы Волчицы. Однако все это суета. Главное, что Эссекс, лучший из мужчин, которые когда-то были у английской королевы (не считая Робина Дадли, конечно!), любимый, глупый, обожаемый, зарвавшийся, дерзкий мальчишка, останется жив. Он получит суровый урок. Он поймет, что был не прав. И будет, наконец, вести себя совсем иначе. Он будет принадлежать только королеве! О, сколько счастья их еще ждет!
И как только Эссекс пошлет королеве перстень…
Она ждала гонца со дня на день, потом с часу на час, потом с минуты на минуту. Потом во дворец приехал Роберт Сесил, бывший друг детства, а ныне первый враг Эссекса, и сообщил королеве, что никто и никогда не пошлет ей никакого перстня, потому что казнь свершилась.
* * *
«Быть королем и носить корону более славно для тех, кто смотрит со стороны, чем для тех, кто носит ее», – как-то раз сказала Елизавета. Она всегда это знала, а теперь это поняли все, кто ее окружал. Она не расставалась с кинжалом, которым иногда вдруг с яростью пронзала ковры, закрывавшие стены ее покоев. Наверное, ей чудилось, что там прячутся заговорщики, однако и Сесил, и Рейли были готовы побиться об заклад, что королева с удовольствием вонзила бы свой кинжал в их сердца. Но не вонзила.
Годовщину смерти Эссекса Елизавета провела в одиночестве, читая и перечитывая его последние слова, которые кто-то из свидетелей его смерти записал и которые распространялись из уст в уста и в списках: «О Господи, даруй мне покорность и терпение вынести это до конца, и молю вас всех молиться со мной и за меня, так что, когда мои руки и шея лягут на плаху и топор будет занесен надо мною, да пошли мне, бессмертный Боже, своих ангелов, дабы они принесли мою душу перед Твои светлые очи!»
Он просил о помощи Бога, но не королеву. Почему он не прислал перстень? Почему, почему, почему… Неужели он возненавидел ее настолько, что даже просить о последней милости было ему невыносимо, просить у нее, у старухи, кривой телом и разумом…
Эта мысль сжигала Елизавете рассудок. А сердце ее давно уже превратилось в черный, обугленный комок.
Потом еще сколько-то времени прошло. И вот пришла королеве весть, что умирает графиня Ноттингем и умоляет оказать ей великую милость на страшном пороге: навестить ее, потому что у нее есть кое-что важное, жизненно важное для ее величества.
Елизавета была мертва в душе, но внешне еще храбрилась: она даже верхом выезжала порою, чтобы Англия видела свою королеву, причем здоровой и бодрой. И ее выезд к графине Ноттингем был обставлен с надлежащей пышностью и торжественностью.
Наконец она предстала перед умирающей и сказала какие-то любезные и бессмысленные слова о том, что Господь милосерд и графиня, может статься, еще поправится.
– О нет, никогда, – медленно повела по подушке головой умирающая графиня. – Господь милосерд, это правда, но меня он не пощадит. Вы видите перед собой великую грешницу, ваше величество. Величайшую из грешниц. Простите меня, облегчите мои последние минуты! Мне страшно, мне страшно… Ведь из-за моего греха погиб человек!
Ознакомительная версия.
