Только эти губы благоухали вином и сливочным десертом, кожа пахла душистым мылом, а вовсе не коровьим навозом и прокисшим молоком. На его поцелуй отвечала Абигайль Харвуд, маленький сказочный эльф, излучающий жизнь, юность и изобретательность, коих сторицей хватило бы на двоих. Она прижималась к груди мужчины, как если бы встала на носочки в попытке сократить разделяющее их расстояние.
Уоллингфорд поднял голову и прошептал:
– Мисс Харвуд!
– Абигайль, – сказала она.
Уоллингфорд обхватил руками талию Абигайль, приподнял ее и сделал несколько твердых шагов по направлению к стойлу Люцифера. Ноша оказалась легкой и податливой в его руках, изящной, но в то же время сильной. Уоллингфорд позволил Абигайль соскользнуть к стене стойла, когда вновь накрыл ее губы в поцелуе. Только теперь он действовал более напористо, проведя языком по нежному изгибу губ.
– О, – выдохнула Абигайль, и язык герцога ворвался в ее приоткрытый рот.
Теперь она стояла на полу, прижимаясь спиной к стене стойла, а герцог упирался в деревянную поверхность руками, ибо Абигайль отвечала на его поцелуй столь страстно, что он с трудом держался на ногах. Абигайль обвила шею герцога руками, ее губы дрожали и раскрывались ему навстречу, а согнутая в колене нога коснулась его лодыжки.
Словно сквозь пелену тумана до слуха Уоллингфорда донеслось недовольное фырканье Люцифера.
– Отстань, – пробормотал Уоллингфорд.
– Что? – испуганно охнула мисс Харвуд.
– Я сказал, отстань! – прорычал герцог, а потом обратился к Абигайль: – Ничего, моя дорогая. – И вновь погрузился в карамельно-сладкие глубины ее рта.
Голос разума твердил герцогу, что мисс Абигайль Харвуд не простая деревенская девушка, не скучающая жена иностранного дипломата, и ему лучше было бы воспринять фырканье собственного коня как предостережение и немедленно остановить это сумасшествие.
Только вот голос этот звучал сейчас где-то очень далеко.
– О, Уоллингфорд, – промолвила мисс Харвуд, слегка отстранившись. Слова эти коснулись губ герцога и тут же впитались в кожу. – Это было чудесно. Огромное спасибо. – Она убрала ногу с лодыжки Уоллингфорда.
– Спасибо? – ошеломленно спросил герцог, мысли которого смешались и вращались теперь в круговороте страсти и блаженства.
– Поцелуй был поистине чудесен. – Абигайль убрала руки с шеи герцога и потрепала его щеке, точно расшалившегося пса. – Вы мне идеально подойдете.
– Идеально… подойду?
Уоллингфорд все еще упирался руками в стену.
Абигайль грациозно проскользнула под его рукой и покрыла голову шалью. Герцог лишь успел отметить, как красиво поблескивают в тусклом свете фонаря ее глаза.
– Да. Только пора возвращаться назад, пока меня не хватились. Полезно иметь репутацию постоянно исчезающей куда-то особы, но даже терпение Александры имеет пределы. – Абигайль еще раз потрепала герцога по щеке. – Господи, вы кажетесь таким ошеломленным.
– Я не… Какого черта? – беспомощно пробормотал Уоллингфорд.
Абигайль улыбнулась:
– Не бойтесь. Я уверена, что скоро мы с вами вновь встретимся. Я верю в судьбу и поэтому знаю, что наши пути не могут не пересечься снова. Вы будете моим первым любовником. Я уверена в этом. О Господи! Уже половина одиннадцатого. Мне пора бежать.
– Послушайте…
Абигайль быстро поцеловала герцога в щеку и застегнула ворот пальто. Затем она чмокнула в нос Люцифера и наклонилась, чтобы поднять с пола большой зонт.
– Мисс Харвуд!
Она обернулась и приложила палец к губам.
– Не ходите за мной! Вдруг нас кто-то увидит? – промолвив это, Абигайль ушла.
Герцог, дрожа всем телом, прислонился к стене, и Люцифер ткнулся мордой ему в руку. Большие карие глаза коня сочувственно смотрели на хозяина.
– Даже не думай, – пробормотал Уоллингфорд. – Ничего не изменилось. Я не затем проделал тысячу миль, чтобы, сбежав от одной предприимчивой молодой леди, стать жертвой другой.
Люцифер моргнул своим большим карим глазом.
– Да и потом она совсем не подходит на роль герцогини. Совсем.
Люцифер принялся жевать сено. А Уоллингфорд по-прежнему стоял, прижавшись к деревянной стене стойла, и смотрел на фонарь.
– Не знаю, что на меня нашло. Совсем голову потерял.
Люцифер никак не отреагировал на эти слова, полностью поглощенный поеданием сена.
Уоллингфорд выпрямился и сделал глубокий вдох.
– В любом случае ничего не поделаешь. Я больше никогда ее не увижу. Ну разве что через несколько лет, когда мы вернемся в Лондон, обзаведемся семьями и все такое. Вот тогда я буду просто счастлив стать ее первым любовником, ха-ха-ха. – Шляпа упала с головы Уоллингфорда. Он поднял ее с усыпанного соломой пола и водрузил на место. – Эта девица совершенно ненормальная.
Люцифер продолжал задумчиво жевать сено.
– Ничего не поделаешь, – повторил Уоллингфорд и направился к дверям. При этом он ощутил, что в его мышцах появилось какое-то странное ощущение, будто они вдруг превратились в желе. А губы припухли, горели и казались невероятно чувствительными.
Капли дождя барабанили герцога по спине, а здание гостиницы маячило впереди расплывчатым пятном. Сунув руки в карманы, Уоллингфорд ускорил шаг, чтобы укрыться от дождя. Он внимательно глядел под ноги, чтобы не наступить в лужу, и вскоре врезался в грудь собственного брата.
– Эй! – воскликнул лорд Роланд. – Вышел прогуляться?
Припухшие губы Уоллингфорда приоткрылись и сомкнулись снова.
– Да, – кивнул он. – Захотелось глотнуть свежего воздуха.
– Ах вот оно что, – протянул лорд Роланд, с полей шерстяной шляпы которого струйками стекала вода.
Братья с минуту смотрели друг на друга.
– Ну, я пошел, – произнес Уоллингфорд, сворачивая направо.
– Пока, – ответил Роланд, поворачивая налево.
В зале гостиницы мисс Абигайль не оказалось. Но Уоллингфорд вовсе ее и не искал. Он просто привычно окинул взглядом помещение, а до его чуткого слуха донеслись голоса постояльцев. И это вовсе не означало, что он кого-то искал или к чему-то прислушивался. Нет, конечно.
Хозяин заведения и его жена суетились в углу, раскладывая соломенные тюфяки и шерстяные одеяла. Уоллингфорд смотрел на это с возрастающим ужасом. Ведь это были его соломенный тюфяк и его шерстяное одеяло.
За одним из простых, грубо сколоченных столов все еще теснились постояльцы. Они о чем-то разговаривали и смеялись. За другим, обхватив огненно-рыжую голову, сидел Финеас Берк. При этом он смотрел на стакан с граппой так, словно ожидал, что тот с минуты на минуту встряхнется и станцует джигу.
