Впрочем, в данный момент его куда больше заботила Эммелин. Она не только оставила мужа, но и успела пристраститься к жизни в «Найтингейл-Гейте», как утка к воде, и никакие доводы с его стороны или Грейсона не могли убедить ее поселиться где-нибудь в другом месте. Когда Эммелин прислала младшему сыну записку, в которой извещала о своем намерении перебраться в его клуб, он тут же настрочил ответ – краткий, любезный и предельно ясный: «Ни в коем случае!» Он не мог представить свою мать в заведении, печально известном азартными играми, обилием спиртного и… вещами, которыми обычно занимаются женщины, не имеющие ничего общего с его матерью. И о чем она только думает? Грейсон здорово посмеялся тогда над этим неожиданным проявлением благопристойности. Но, черт побери, ведь в конце концов речь шла о его матери! Однако Эммелин Хоторн оставалась непреклонной. Если Лукас не согласится взять ее под свой кров, она найдет другое место, где ее примут.
Все попытки ее разубедить или уговорить поселиться вместе с Грейсоном и Софи в их великолепном городском особняке, расположенном в районе Бэк-Бей[3] и известном под названием «Суон-Грейс»[4], не поколебали ее решимости. Скрепя сердце Лукас вынужден был уступить ее желанию в надежде на то, что родители скоро образумятся и Эммелин снова вернется к прежнему респектабельному образу жизни. Однако этого не произошло. И теперь, опасаясь, что она уже никогда больше не съедет отсюда, Лукас приобрел полуразрушенный городской дом рядом с клубом и решил привести его в порядок, превратив это заброшенное место в приличную резиденцию. Таким образом, его мать сможет оставаться в стороне от мужского клуба и вместе с тем достаточно близко от него, чтобы он мог не спускать с нее глаз.
– Мы только что побывали в Гарвардском университете, – заявила Эммелин, войдя без стука в его кабинет в сопровождении Софи и положив на письменный стол стопку книг. – Не так ли, дорогая?
Однако Софи никак не прореагировала на ее слова, застенчиво улыбаясь мужу. Не то чтобы его невестка была таковой от природы. Лукас уже имел случай убедиться в обратном. А его брат, серьезный и деловой человек, отнюдь не склонный к сумасбродствам, смотрел на свою жену так, словно готов был тут же, на месте, заключить ее в объятия. Они поженились три месяца назад – всего за несколько дней до того, как его мать объявила о своей независимости, – и до сих пор вели себя как новобрачные в пору медового месяца, которые не могут насмотреться друг на друга.
Лукас поспешно отвернулся от них и взял в руки одну из книг.
– «Введение в юриспруденцию»? – Он приподнял брови и сухо осведомился: – Уж не собираешься ли ты поступать на юридический факультет, мама?
Эммелин в ответ тоже приподняла брови.
– Нет, сынок, – ответила она с мягким укором, словно он был еще мальчиком в коротких штанишках, – хотя, наверное, мне следовало бы это сделать. Женщина вполне способна выполнять ту же работу, что и мужчина.
Холодное выражение на лице Лукаса сменилось любящей улыбкой. Отложив в сторону книгу, он обнял мать за хрупкие плечи и поцеловал в лоб.
– Не забудь напомнить мне, чтобы я не выступал против тебя в суде, если ты решишь получить ученую степень.
Эммелин довольно долго оставалась в его объятиях, словно пытаясь собраться с духом. Внезапно его осенило, и им начал медленно овладевать страх. Она взяла эти книги для того, чтобы помочь его защищать.
– Я не собираюсь сидеть сложа руки, в то время как моего мальчика несправедливо обвиняют в убийстве, – заявила она, отстранившись от него.
Он старался выглядеть беззаботным, однако у него это плохо получалось.
– Я уже давно не мальчик, мама.
Эммелин улыбнулась, сняв белые перчатки и убрав их в дамскую сумочку.
– Для меня ты всегда останешься моим мальчиком, дорогой.
Грейсон громко рассмеялся, и когда Лукас повернул голову в его сторону, то увидел, что Софи уютно расположилась на диване рядом с его братом. Он заметил в позе Грсйсона непринужденность, что обычно случалось лишь тогда, когда его жена находилась рядом. На лбу Лукаса проступили морщины, и он не мог понять, почему при виде этого зрелища у него так сильно защемило сердце.
Сначала он приписал это внезапным бурным переменам в его жизни. Любому на его месте стало бы не по себе при мысли о матери, живущей с ним под одной крышей, не говоря уже об обвинении в убийстве.
Но будь Лукас с самим собой более искренним, он вынужден был бы признать, что за последние несколько месяцев прежняя жизнь перестала его устраивать. Все время ходить по краю пропасти, действовать на грани закона уже не прибавляло ему адреналина в кровь. Даже женщины не доставляли ему прежнего удовольствия. Несмотря на то, что он мог без труда довести как себя, так и свою избранницу до высшей точки любовного экстаза, все чаще и чаще, поднявшись со скомканных простыней, он подолгу стоял один у окна, чувствуя себя опустошенным и потерянным – словно ему хотелось чего-то большего.
В глубине его сознания промелькнула мысль, что он, очевидно, пал так низко, что прежних удовольствий ему недостаточно. Если и дальше так будет продолжаться, в следующий раз ему придется прибегнуть к половым извращениям. Когда он представил себе эту перспективу, у него по спине пробежала холодная дрожь. Половые извращения никогда не вызывали у него интереса – ни раньше, ни теперь. Как ни странно, сейчас его ум куда больше занимала Элис Кендалл с ее безупречной чистотой.
Лукас решительно отогнал от себя неприятные раздумья, так он поступал всегда, стоило им всплыть на поверхность. За последние годы у него было больше денег и удовольствий, чем у других мужчин за всю жизнь.
– Ваша мать без труда могла бы учиться на юридическом факультете, – пояснила Софи, положив с видом собственницы руку на грудь мужа. – Даже сотрудник библиотеки был поражен тем, как легко она улавливает основные идеи.
Лукас сунул руки в карманы.
– А я-то думал, что вы отправились на поиски обоев.
Эммелин усмехнулась:
– На мой взгляд, ты зря тратишь время и деньги, перестраивая соседний дом, когда я вполне счастлива и здесь.
Здесь. В его клубе, набитом игроками и танцовщицами из кордебалета. Как будто ей самое место в этом притоне для падших душ. Теперь он не сомневался, что она твердо намерена сопротивляться ему на каждом шагу. Вряд ли этот день мог быть для него хуже.
Вдруг в большом зале внизу раздалась чья-то тяжелая поступь. Грейсон выругался, а Лукас, бросив взгляд поверх перил, заметил своего отца, который буквально ворвался в «Найтингейл-Гейт», остановившись на натертом до блеска полу.
