– Сколько же прошло времени? Пять месяцев? Шесть? Столько событий произошло с тех пор! Вы, быть может, этого и не знаете, – Рочестер искоса глянул на меня, – но ее величество завоевала сердца всей страны. Это новая Англия, мистер Бичем, воистину новая Англия! Ох, до чего же она обрадуется, когда вас увидит! Обрадуется и вздохнет с облегчением. Она все гадала, что же с вами приключилось.
Эти слова меня ободрили. Было необходимо, чтобы королева встретила меня с радостью и приязнью.
Рочестер вдруг резко остановился:
– Только лучше не заговаривайте при ней о тех былых делах. Ее величество, вне сомнения, отблагодарит вас за услуги, но… кхм, – он неловко кашлянул, – думаю, не стоит ей обо всем этом напоминать. Она предпочла бы забыть, что едва не сотворили с ней Нортумберленд и его сыновья.
– Безусловно, я понимаю, что не стоит болтать лишнего.
– Уж кому, как не вам, это понимать! Так вы, стало быть, явились сюда в поисках работы? Смею утверждать, что вы ее найдете. Ее величество всегда нуждается в способных людях, а вы чрезвычайно способный человек.
Я мог лишь надеяться, что Мария сочтет так же. Расспрашивать о Елизавете я не посмел. И все же был один друг, о котором я давно уже ничего не знал, но хотел бы узнать.
– А Барнаби Фицпатрик здесь?
Рочестер помолчал, сдвинув брови, и вновь расплылся в улыбке:
– А, вы, верно, имеете в виду компаньона нашего покойного короля! Нет, он в Ирландии. Ее величество подтвердила его права на баронство Оссори. Он уехал пару месяцев назад.
Я ничего не сказал на это, припомнив, что Барнаби страшился восшествия Марии, рьяной католички, на престол. Судя по всему, он нашел способ устроиться подальше от ее владычества.
Мы вошли в галерею. В дальнем конце ее виднелись громадные двойные двери, осененные резным сводчатым проемом. Я уловил краем уха отдаленные звуки музыки, и сердце мое забилось чаще. За дверями находился огромный зал, Рочестер, однако, повел меня совсем не туда. Мы свернули в другую галерею, гораздо темнее первой, прошли узким коридором и начали подниматься по скрепленной скобами лестнице.
Рочестер пыхтел, расплачиваясь за избыточную дородность.
– Я поместил вас в комнате поменьше, из тех, что на втором этаже. Мы принимаем посольство Габсбургов, и здесь сейчас тесновато. После как-нибудь подберем для вас жилье поприличней.
Мы дошли до коридора с низким потолком. Справа и слева тянулись неброские двери. Я узнал и эту часть дворца: именно здесь жили Роберт Дадли и его братья, когда власть в стране была в руках их отца. Странно было вновь оказаться здесь, уже свободным человеком на службе у принцессы, когда всего лишь несколько месяцев назад я был оруженосцем Дадли и почти не надеялся изменить свою участь.
– Вы взяли с собой слуг? – спросил Рочестер, перебирая ключи, подвешенные на железном кольце, которое он, словно фокусник, извлек из кармана своих обширных штанов.
– Да, оруженосца. Он отправился разместить в конюшне наших лошадей.
– Что ж, отлично. В этой комнате как раз хватит места и для вас, и для вашего оруженосца.
С этими словами Рочестер повернул ключ в замке, и я напрягся. Неужели он и впрямь привел меня в ту самую комнату? С первого же взгляда стало ясно, что это не так. Хотя комната имела некоторое сходство с тем захламленным свинарником, в котором проживал выводок Дадли, она была гораздо меньше. Простая, без изысков кровать занимала ее почти целиком, на полу лежал камышовый коврик, стоял колченогий стул и потрепанный сундук, на котором красовались оловянный кувшин, кривой подсвечник и два деревянных кубка. Отхожее место заменялось ведром в углу. Неказистое, забранное толстым стеклом оконце, располагавшееся высоко в стене, наверняка пропускало немного дневного света. Светильники, заправленные жиром, источали тусклый свет.
– Роскошным это жилье не назовешь, но по крайней мере здесь чисто, – сказал Рочестер, – и не так сыро, как в комнатах нижнего этажа. В такое время года там запросто можно подхватить лихорадку.
– Комната как раз по мне, – объявил я, положив сумку на пол. – Я предпочитаю жить скромно.
– Да уж, скромности здесь хоть отбавляй. Вы, верно, голодны. В кухне найдутся остатки сегодняшнего ужина. Можете сходить за едой или послать оруженосца. Я позабочусь, чтоб его известили. Конюшни тоже переполнены, и ему, вполне вероятно, придется попотеть, чтобы заполучить свободные стойла. Испанцы привезли с собой лошадей. – Рочестер закатил глаза. – Нет, вы только подумайте! Лошадей! Везли их на кораблях из самой Испании, как будто у нас тут не на чем ездить верхом.
– Говорят, некоторые испанские породы считаются лучшими в мире, – заметил я.
У меня не было ни малейшего желания ввязываться в нападки на иноземцев, хотя я счел примечательным, что Рочестер назвал делегацию Габсбургов «испанцами». Вспомнив надписи, виденные по пути сюда, я прибавил:
– Народ, кажется, не слишком доволен их визитом. Я заметил в городе листовки.
– Да, это все подмастерья. Их рук дело. – Рочестер покачал головой. – Наглые щенки. Им бы стоило вести себя потише, не то ее величество за дерзость отправит их прямиком на флот.
Лицо его помрачнело.
– Не так давно при дворе произошел прискорбный случай. Кто-то бросил в часовню королевы дохлого пса. – Рочестер поморщился. – Бедному животному выбрили тонзуру, как у священника, и привязали на шею записку, в которой призывали перебить всех католиков. После этой истории королева приказала ужесточить комендантский час. Подмастерья все так же развешивают листовки, но у них хватает ума проделывать это поздно ночью, чтобы избежать встречи с нашими патрулями. Если кого-то поймают за руку, ему отсекут кисть.
Я задумался над этими словами. Антииспанские настроения явно выражались куда более открыто, чем полагал Сесил. Я решил, что не будет рискованно задать один вопрос. Все равно, судя по тому, как взбудоражены лондонцы, этот слух уже не тайна.
– Я слыхал, что ее величество помышляет взять в супруги Филиппа Испанского. Могут ли выступления, о которых вы говорите, быть связаны с этим известием?
Лицо Рочестера на миг окаменело.
– Филиппа Испанского? – фыркнул он. – Да где вы такое услышали? Я бы на вашем месте не стал верить слухам. В нынешнее время они рождаются по десять на дню. – Рочестер одернул камзол. – Что ж, ладно, оставлю вас отдыхать. Я извещу ее величество и дам вам знать, как только у нее найдется время принять вас.
Я учтиво склонил голову:
– Чрезвычайно обязан вам за доброту.
– Ах, оставьте! Я ведь уже сказал, что весьма рад вашему приезду.
С этими словами он вышел, захлопнув за собой дверь. В наступившей тишине я подошел к сундуку и положил ладонь на кувшин.
