«Пора прекратить думать о нем. Это полнейшее безумие». Грейс окинула взглядом чайный поднос. Не будет ли слишком невежливо, если она съест последнее печенье?
— …ты уверена, что хорошо себя чувствуешь, Грейс? — спросила Элизабет, взволнованно сжав руку подруги. — Ты выглядишь такой усталой.
Грейс растерянно моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд на лице дорогой Элизабет.
— Извини, — машинально пробормотала она. — Я действительно устала, хотя это и не оправдывает моей невнимательности.
Элизабет состроила кислую гримаску. Она хорошо знала характер вдовствующей герцогини. Все его знали.
— Старуха не давала тебе уснуть до поздней ночи?
Грейс кивнула:
— Да, хотя, сказать по правде, она не виновата.
Элизабет покосилась на дверь, желая убедиться, что никто не подслушивает, и затем проворчала:
— Она всегда виновата.
Грейс криво усмехнулась:
— Нет, на этот раз действительно ее вины здесь нет. На нас… — Какой смысл скрывать случившееся от Элизабет? Все равно Томас уже знает, а к вечеру о происшествии будет уже судачить вся округа. — На нас напали разбойники, я не шучу.
— О Господи! Грейс! — Элизабет поспешно поставила чашку на поднос. — Неудивительно, что у тебя такой расстроенный вид!
— Хм? — Амелия, безучастно смотревшая в пространство, как всегда, когда Грейс и Элизабет пускались в разговоры, неожиданно оживилась. В глазах ее мелькнул интерес.
— Я вполне оправилась, — заверила подругу Грейс. — Просто немного устала. Плохо спала.
— Что случилось? — спросила Амелия.
Элизабет раздраженно пихнула сестру локтем.
— На Грейс с герцогиней напали грабители!
— Правда?
Грейс кивнула:
— Прошлой ночью. По дороге домой, после бала при ассамблее. — Внезапная мысль заставила Грейс похолодеть. «Господи, если этот разбойник действительно внук герцогини, вдобавок рожденный в браке, то что же будет с Амелией? Но нет, он не может быть законным ребенком Джона. Это невероятно. Хотя по крови, может, он и Кавендиш. Сыновья герцогов не разбрасывают законных отпрысков по городам и весям, точно сор. Это просто немыслимо».
— Они что-нибудь забрали? — с любопытством спросила Амелия.
— Как ты можешь быть такой бесчувственной? — возмутилась Элизабет. — Грабители наставили на Грейс пистолет! — Она живо обернулась к подруге. — Я не ошиблась?
Грейс снова вызвала в памяти эту картину: холодное круглое дуло пистолета, насмешливый чарующий взгляд разбойника. Он никогда не выстрелил бы в нее. Теперь Грейс в этом не сомневалась. И все же тихо пробормотала:
— Ну да, разумеется.
— Вы, наверное, жутко испугались? — выпалила Элизабет. — Я бы точно умерла со страху. Упала бы в обморок.
— А я не упала бы в обморок, — встряла Амелия.
— Ох, ну конечно, ты бы не упала, — недовольно пробурчала старшая сестра. — Ты и бровью не повела, когда Грейс рассказала о разбойниках.
— Звучит захватывающе. — Амелия восхищенно вздохнула. — Было увлекательно? — Боже милосердный! Грейс почувствовала, что краснеет. Амелия наклонилась вперед, глаза ее оживленно сверкнули. — Так он был красив?
Элизабет посмотрела на сестру как на умалишенную.
— Кто?
— Разбойник, разумеется.
Грейс пролепетала что-то невнятное и притворилась, что пьет чай.
— Значит, был, — с торжеством заключила Амелия.
— Он был в маске, — затравленно пискнула Грейс.
— И все же ты поняла, что он красив.
— Нет!
— А его акцент наверняка был ужасно романтичным. Французский? Итальянский? — Глаза Амелии восторженно округлились. — Испанский.
— Ты обезумела, — вскрикнула Элизабет.
— У него не было никакого акцента, — запротестовала Грейс и тут же подумала о певучем, дьявольски обольстительном выговоре незнакомца: он слегка тянул гласные, что придавало его речи непередаваемое очарование. — Ну разве что совсем легкий. Может, шотландский. Или ирландский. Точно не знаю.
Амелия со счастливым вздохом откинулась на спинку стула.
— Разбойник. Как романтично.
— Амелия Уиллоби! — гневно отчеканила Элизабет. — На Грейс напали бандиты, ей угрожали пистолетом, и ты называешь это романтичным?
Амелия открыла было рот, чтобы ответить, но тут со стороны холла послышались шаги.
— Герцогиня! — шепнула Элизабет подруге с таким видом, будто ей страстно хотелось ошибиться.
— Не думаю, — отозвалась Грейс. — Она была еще в постели, когда я спускалась. Она выглядела совершенно… хм… разбитой.
— Еще бы, — вздохнула Элизабет и тут же испуганно ахнула: — Они похитили ее изумруды?
Грейс покачала головой.
— Мы их спрятали. В карете, под подушками.
— О, как умно! — восхитилась Элизабет. — Ты не согласна, Амелия? — Не дожидаясь ответа, она снова повернулась к Грейс: — Наверняка это была твоя идея, я права?
Грейс открыла было рот, чтобы возразить (ей самой ни за что не пришло бы в голову спрятать изумруды), но в это мгновение мимо открытой двери в гостиную прошел Томас.
Разговор тут же оборвался. Элизабет посмотрела на Грейс, Грейс на Амелию, а Амелия не сводила глаз с пустого дверного проема. Наконец, справившись с замешательством, Элизабет повернулась к сестре:
— Думаю, он просто не заметил нас.
— Мне все равно, — заявила Амелия, и Грейс ей поверила.
— Интересно, куда он отправился? — задумчиво пробормотала она себе под нос. Сестры, похоже, ее не слышали; они смотрели на дверь, ожидая возвращения Томаса. Из коридора послышалось невнятное ворчание, затем грохот. Грейс нерешительно встала. «Может, стоит посмотреть, в чем там дело?»
«О, дьявол!» — раздался раздраженный возглас Томаса. Грейс вздрогнула, беспомощно глядя на сестер Уиллоби. Они тоже поднялись. Все трое молча уставились на дверь. «Поосторожнее с ним!» — рявкнул Томас. И вслед за этим мимо двери медленно проплыл портрет Джона Кавендиша. Двое лакеев пытались держать его прямо, но тяжелая картина предательски кренилась то в одну, то в другую сторону, и лакеи виляли вместе с ней, с трудом сохраняя равновесие.
— Что это было? — спросила Амелия, когда портрет скрылся из виду.
— Средний сын герцогини, — промямлила Грейс, — он умер двадцать девять лет назад.
— А зачем переносить портрет?
— Герцогиня захотела, чтобы его подняли наверх, — ответила Грейс, не собираясь вдаваться в подробности. Мало ли что могло взбрести в голову ее светлости?
Видимо, Амелию вполне удовлетворило это объяснение, потому что больше вопросов не последовало. А может, ее отвлекло появление жениха: именно этот момент выбрал Томас, чтобы показаться в дверях.
