— И монахини позволили это?
— Ха! Одна из монахинь уступила ей свою келью. Это крайняя комната на втором этаже, в самом углу монастыря. Приятель говорит, что девушка ведет себя так, будто все эти привилегии ей положены, и что господина Пуантро боятся в монастыре гораздо больше, чем уважают, и никто не осмеливается противоречить ни ему, ни его дочери, опасаясь последствий.
— Последствий?
— Говорят, что он просто помешан на девчонке. «Крепкий орешек» — это все, что кому бы то ни было дозволено сказать о ней, хотя всем известно, что она настоящая дикарка и ввязывается в такие рискованные проделки, на которые другие девицы никогда не решились бы. Она позволяет себе чуть ли не поддразнивать монахинь. Мой друг уверен, что все будут рады, когда через несколько месяцев девчонка уедет из монастыря.
— Она уедет из монастыря?
— Да. Ей скоро исполнится восемнадцать, и ее обучение закончится. Большинство монахинь недолюбливают ее, несмотря на то, что она ни разу не пожаловалась отцу на многочисленные случаи, когда в качестве меры наказания ее посылали работать в саду. Мой друг не назвал бы эту девушку благородной или как-нибудь в этом духе. Просто девчонка разыгрывает роль знатной госпожи, а что у нее при этом на уме, никто не знает.
Капитан кивнул.
— Я сделал все, как вы сказали, капитан. Я хорошо разглядел ее. Хотя уже темнело, но с ней не ошибешься. Она повыше остальных, с огненно-рыжими волосами, а глаза светятся, как фонари. И похоже, неглупая. Временами казалось, что она чувствует, как я за ней наблюдаю.
— Ты уверен, что она тебя не видела?
— Конечно, уверен! Судя по тому, как она сама с собой разговаривала, выпалывая сорняки и одновременно борясь с москитами… Ей ни разу не пришло в голову посмотреть вверх, на деревья, где я устроился.
Карие глаза капитана сузились, а спина Портера опять покрылась испариной. Ему припомнился случай, когда он видел такой же взгляд капитана. Тогда на Гранде-Терре Уитни встретил этого типа, Гамби. У капитана было крайне напряженное выражение лица, а сам он — высокий, с могучими плечами — являл собой олицетворение мощи, представлявшей почти смертельную угрозу. Портер бессознательно поежился. Ему подумалось, что никакая сила на свете не сможет помешать капитану осуществить задуманное. И он чертовски был рад тогда, так же как и сейчас, что этот взгляд направлен не на него…
Шум в коридоре заставил обоих мужчин обернуться на дверь мгновением раньше, чем она открылась. Вошли Бертран и обворожительная Клариса. Портер как обычно потерял дар речи. Никогда не видал он женщины красивее. Дивные золотистые волосы и белоснежная кожа Кларисы Бушар, несмотря на ее профессию, заставляли вспомнить об ангелах. При взгляде на Бертрана, молча стоявшего рядом с ней, поневоле приходило в голову, что ничего общего, кроме одинаковых светлых волос, у брата с сестрой нет.
Клариса Бушар приветливо улыбнулась, и сердце Портера учащенно забилось. Может, она и продажная женщина, но, безусловно, особенная. Как утверждала молва, только трое мужчин были допущены в ее постель, трое уважаемых новоорлеанцев, готовых платить за то, чтобы она принадлежала исключительно им.
Красавица повернулась к Уитни, ее улыбка расцвела еще больше, и Портер сник. Не было необходимости объяснять ему, что капитану достаточно поманить Кларису пальцем, и она будет с ним без всяких денег.
— Портер…
Нет, никогда в жизни не встречал он такой женщины, как Клариса Бушар. Он и мечтать не смел, что когда-нибудь…
— Портер!
Портер очнулся:
— Да, капитан!
— Ты хорошо потрудился сегодня и до завтрашнего утра не понадобишься мне.
— Есть, капитан!
Повернувшись на каблуках, Портер покинул обитую шелком комнату, размышляя о том, каково это — лежать на такой постели с шелковыми простынями… и с такой… Он готов биться об заклад, что капитан получил бы возможность разобраться в этом, если бы захотел…
Клариса легким поцелуем коснулась щеки Рогана, на мгновение прильнув к нему, как только за Портером закрылась дверь.
— Может, это поддержит тебя, mon cher.
Ее голубые глаза сияли, напоминая сапфиры. Взор ласково скользил по его лицу, и Роган ощутил знакомый прилив тепла. В этот момент он подумал, что если бы жизненные обстоятельства Кларисы сложились не столь трагически, она могла бы блистать в высшем свете Нового Орлеана. Она была умна и воспитанна. Красота ее несравненна, а тепло улыбки делало ее неотразимой. Наконец, Клариса спасла ему жизнь, и он навсегда останется ее должником и другом, если ее расположение к нему не изменится.
Клариса удержала на нем свой взгляд.
— По-моему, сегодня ты очень нуждаешься в поддержке, mon ami.
Роган задумался над этим утверждением.
— Возможно, я кажусь слишком озабоченным, но мне приятно… я безмерно рад. Похоже, наш визит в Новый Орлеан оказался куда более успешным, чем я мог надеяться. Портер отлично выследил нашу птичку и получил нужную информацию. Это дает возможность без особого труда убрать последние препятствия на моем пути.
Улыбка Кларисы исчезла.
— Роган, mon cher, pardon, s'il vous plait[3]. Меня, кажется, зовет мадам.
Роган с сомнением сдвинул брови и заметил:
— Из того, что мы с Бертраном здесь обсуждаем, я не делаю секрета от тебя, Клариса.
— Да, я знаю, но умная женщина чувствует, когда у мужчин возникает необходимость остаться одним. А Клариса Бушар должна прекрасно разбираться во всем, что касается мужчин.
Проследив за выскользнувшей за дверь Кларисой, Роган задумался над скрытым смыслом ее последнего замечания. Оно было не в ее духе, как и этот внезапный уход. Однако следовало переключиться на более животрепещущие вопросы. Он обернулся к Бертрану.
— Сегодня вечером Портер ее видел. Он сказал, что по внешности ее легко отличить от других девушек, но мне не хотелось бы полагаться в этом деле только на него одного. Я хочу, чтобы вы с Портером завтра еще раз посетили монастырь. — По мере того как Роган продолжал свою речь, его голос становился все тверже. — Вы доставите туда льняное полотно от анонимного дарителя в ящиках, заведомо слишком тяжелых для монахинь, так что вам придется донести их до кладовой на втором этаже, которая находится рядом с комнатой Габриэль Дюбэй…
Роган заметил метнувшиеся в глазах Бертрана искорки, когда добавил:
— Ждать осталось недолго.
Почувствовав вдруг, что ее всю трясет, Клариса остановилась посреди холла. Вокруг нее кипела жизнь, столь осуждаемая строгими моралистами. Обеспокоенная тем, что теряет над собой контроль, она постаралась взять себя в руки и с нарочитым спокойствием поправила выбившийся локон. Утонченность, изящная фигурка и сочетание золотистых волос с ярко-голубыми глазами создали ей репутацию самой видной из девушек мадам Рене. Внутренняя сила помогла ей сохранить достоинство, несмотря на сомнительное положение куртизанки. Так протекли четыре года, за которые многие из ее наперсниц дошли до крайней степени падения.
