— Готов держать пари, что так оно и есть.
Эмили пристально всматривалась в его дерзкие глаза, спрашивая себя, означают ли эти слова, что он ее узнал. Господи, она совсем забыла, что капитан так красив, что у него широкое лицо, прямой нос, высокие скулы. Его черные волнистые волосы на висках тронула седина. Один угол чувственных, полных губ под усами изгибался вниз. От него пахло кожей и табаком.
— Дядя, мне кажется, Эмили устала, — заметно нервничая, вмешался Дэвид.
Эдгар кивнул и отпустил руки Эмили.
— Эвис! — позвал он.
Тотчас же появилась высокая черноволосая женщина. Дэвид кивнул креолке, а Эдгар махнул рукой на Эмили и сказал:
— Эвис, это мисс Эмили Барет, новая компаньонка мисс Марии.
Пара черных глаз бесстрастно оглядела Эмили. Затем женщина повернулась к Эдгару.
— Пардон, месье Эшленд?
— Новая компаньонка мисс Марии, — нетерпеливо повторил Эдгар. — Будьте добры, отведите мисс Барет в голубую комнату.
— Но, месье, эта комната рядом с…
— Черт побери, Эвис, я что, должен повторять все по два раза?
Эмили чуть не подскочила от внезапно резкого тона. Так вот что такое «ужасный характер» дядюшки Эдгара.
Креолка опустила глаза.
— Как пожелаете, месье.
Эдгар Эшленд мрачно улыбнулся:
— Вот так гораздо лучше, Эвис. — С рассеянным видом он повернулся к Дэвиду: — Теперь, племянник, я хочу услышать все подробности о твоих делах в Хьюстоне. Пройдем со мной в кабинет.
— Я — Эвис Жеруар, мадемуазель, — обратилась экономка к гостье, когда мужчины ушли. — Позвольте проводить вас в вашу комнату.
Эмили вздохнула. По крайней мере ее не вышвырнули вон — пока. Она повернулась к экономке.
Креолка оказалась красивой женщиной, единственным недостатком на ее совершенном, с классическими пропорциями лице был слегка длинноватый нос. На вид ей, как и Эдгару, было тридцать с небольшим; черные волосы, аккуратно стянутые в узел на затылке, еще не тронула седина. Она была одета в черное платье, которое освежали лишь белый воротничок и белый кружевной чепчик. Экономка смотрела на мисс Барет враждебно.
— Это было бы чудесно, благодарю вас, — ответила Эмили и последовала за Эвис вверх по лестнице на третий этаж, где спальни были расположены по обеим сторонам широкого коридора.
Открыв вторую дверь слева, креолка впустила ее в большую, приятную комнату, где все было выдержано в прохладных голубых тонах.
— Как красиво! — воскликнула Эмили, увидев изящную кровать под балдахином, кушетку, обитую тканью с золотым шитьем, блестящий чиппендейловский комод и туалетный столик красного дерева.
— Эту комнату обставляла мадам Оливия, — холодно заметила Эвис. — Она выбрала цвета для каждой комнаты в доме.
«Оливия — это покойная жена Эдгара», — вспомнила Эмили.
— Вам что-нибудь нужно, мадемуазель?
Эмили подошла к кровати, потрогала бледно-голубое связанное крючком покрывало и вдруг почувствовала страшную усталость.
— Спасибо, ничего не нужно. Думаю, я отдохну перед ленчем.
— Ленч будет через час, мадемуазель, — сообщила экономка и вышла из комнаты.
Со вздохом облегчения Эмили сняла шляпку и накидку, затем заползла под противомоскитную сетку и упала на подушку. О, этот ужасный человек! Что же теперь делать? Узнал ли он ее? Откровенная чувственность мелькнула в глазах Эдгара. Неужели он ее возненавидел? Наверняка ее дни — нет, часы — в этом доме сочтены! Вряд ли Дэвид сможет противостоять своему дяде-диктатору?
Эмили содрогнулась. Ее ожидания не оправдались. Воображение рисовало старого бородатого фанатика с диким взглядом, который мало говорит и держится особняком. И вдруг она увидела красивого и высокомерного Эдгара Эшленда — того ужасного человека из Гонсалеса!
— Дядя Эдгар! — с сарказмом воскликнула Эмили.
Эдгар Эшленд выглядел слишком молодым, слишком полным сил, чтобы быть чьим-то дядюшкой! То, как он рассматривал ее, вовсе не свидетельствовало о том, что он оплакивает свою жену! Эмили не доверяла этому мужчине: если он не отошлет ее прочь, то, вероятно, потащит к себе в постель! Ведь, по словам Дэвида, у дяди уже пять лет не было женщины. Что за странный человек!
Мрачный, непредсказуемый! О, как она сможет жить с Эдгаром Эшлендом в одном доме? Нет, надо было остаться в Хьюстоне…
Хьюстон — вот решение! Она убедит Дэвида отвезти ее назад! Но как? Эмили нахмурилась, сцепив руки за головой. После того случая с ковбоями Дэвид не позволит ей жить одной в доме бабушки. Нет, если они с Дэвидом и вернутся в Хьюстон, то только мужем и женой.
Мужем и женой! Эмили посмеялась над своими глупыми мечтами. Но она, кажется, полюбила Дэвида, и ничего так не хотела бы, как стать его женой. А испытывает ли этот молодой благородный человек к ней те же чувства?
Эмили знала, что леди не подобает спрашивать о чувствах джентльмена.
Она стиснула зубы. Что ж, ей придется забыть о гордости и самой сказать Дэвиду о своей любви. Может быть, он просто застенчив и нуждается в том, чтобы его подтолкнули в нужном направлении.
Обдумывая план действий, Эмили решила скорее остаться с Дэвидом наедине и предложить ему вернуться в Хьюстон после того, как они поженятся. В конце концов, он изучал право и может открыть там свою контору.
Мисс Барет нахмурилась. А как же юная мексиканка, которой она должна помочь? Услышав от Дэвида трагическую историю Марии, Эмили уверилась в том, что девушка отчаянно нуждается в ее покровительстве и дружбе. Справедливо ли оставлять это дитя в когтях Эдгара Эшленда?
Эмили тяжело вздохнула, поняв, что решить этот вопрос она сейчас не в состоянии. Вероятно, позже придумает, что можно сделать для благополучия девушки, а сейчас надо отдохнуть перед серьезным разговором с Дэвидом. Она закуталась в мягкое покрывало, чувствуя себя очень уставшей и какой-то опустошенной после встречи с Эдгаром Эшлендом. Ничего, скоро она окажется в Хьюстоне, в домике бабушки Розы.
Бабушка Роза! Слезы потекли по щекам Эмили, слезы вины, решила она, вины за то, что она недостаточно сильно любила бабушку и почти не оплакивала ее последние несколько недель. Эмили потребовалось много лет, чтобы смириться с гибелью родителей, а о недавно умершей Розанне она почти не вспоминала. Неожиданно всплыли слова бабушки: «Теперь ты — мой долг, Эмили». Любовь может жить после смерти, а долг?..
— Теперь я сама обязана о себе позаботиться, бабушка, для тебя я больше ничего не могу сделать, — прошептала Эмили, и на ее залитое слезами лицо опустилась черная вуаль сна.
15 марта 1841 года
Над ней склонилось лицо. Черные, дьявольские глаза смеялись. Сильные руки обвились вокруг нее. Губы прикоснулись к ее губам.