И сестра Мария, и монах давно уже отказались от безуспешных попыток отговорить Джиллиану от ее постоянных упражнений; за нее даже осмелились заступиться стражники, не перестававшие восхищаться всевозрастающим умением девушки владеть оружием и почитающие за честь время от времени вступать с ней в учебный бой. Мария уже свыклась с мыслью, что в лице воспитанницы получила у себя дома юную бунтарку, и отказалась от всяких поползновений покушаться на ее свободу. Однако не переставала надеяться, что с возрастом «заскоки» исчезнут и Джиллиана станет обыкновенной женщиной, мечтающей о замужестве, семье, детях. Но пока не видно было ни малейших признаков осуществления ее надежд.
Сколько они ни выезжали в дальний конец парка в рассветные часы, им ни разу никто не встретился. Джиллиана полагала – так будет и сегодня. Обычно на своем пути они весело переговаривались с Питером, шутили, смеялись, но сегодня Джиллиана была слишком сосредоточенна и молчалива, и Питер не стал нарушать ее молчание. Он был, чего греха таить, влюблен в нее, оба знали о его чувстве к ней, но никогда не облекали свое знание в слова, тем более Джиллиана. Ей было приятно его общество, она ценила преданность, готовность Питера откликаться на ее просьбы, но никаких нежных – чувств он в ней, увы, не вызывал. Его приятель Роберт был женат, у него уже родился первенец, но Питер, похоже, не смотрел на других девушек, что вызывало некоторое беспокойство Джиллианы. Однако что могла она поделать?!
Они выехали на небольшую поляну, хорошо знакомую по прежним приездам сюда, спешились и привязали лошадей к деревьям. Брат Уолдеф сразу же удобно устроился на поваленном стволе и раскрыл свой требник, чтобы погрузиться в чтение молитв, в то время как Джиллиана предавалась долгим занятиям военным искусством. Правда, теперь они стали все меньше походить на единоборство, а больше напоминали настоящие уроки: с повторением отдельных приемов, обсуждением тех или иных действий, взаимными советами, пока обе стороны не оказывались полностью удовлетворены.
Прошел уже целый год с тех пор, как Джиллиана, достигшая роста почти в шесть футов, отложила в сторону все свои мечи и взяла в руки тяжелый отцовский меч «зуб змеи». Перемена оружия не сопровождалась какой-либо специальной молитвой или произнесением торжественной клятвы. Просто она сказала себе, что теперь ее оружием, ее драгоценной реликвией станет меч, носящий на себе отпечатки рук самого храброго человека и любимого отца, который навсегда останется в ее душе и сердце.
Однако для того, чтобы не только держать меч отца, но и действовать им, как положено, ей не хватало сил, которые могли появиться только при еще большем развитии мышц рук. Не долго думая она стала браться за самую тяжелую работу. Упросив дворецкого принцессы Марии хранить молчание, она подрядилась принимать участие в заготовке топлива для всего монастыря и выезжала вместе с лесорубами в лес. Первая неделя показалась ей ужасной: от топора и пилы руки болели и тряслись так, что ночами она почти не спала, а поднести ко рту кружку было мукой. Но постепенно работа перестала отнимать столько сил, она уже не слишком отставала от других лесорубов, которым строго-настрого наказывала ни в коем случае не выдавать ее никому – сначала из окружения сестры Марии, а позднее – из окружения королевы...
Сначала брат Уолдеф, как всегда, читал, но затем начал все чаще отвлекаться и смотреть на боевую игру Джиллианы и Питера. Не потому, что она его сегодня особенно заинтересовала, а потому, что Джиллиану трудно было узнать. Что с ней такое? Она задумчива, невнимательна и ведет себя так, как не должен, не имеет права вести себя настоящий боец. Может, заболела?
Питер тоже, видимо, заметил перемену в ней, ослабил нападение и даже начал как будто ей поддаваться. Но тут Джиллиана взяла себя в руки, и Уолдеф узнал в ней прежние, хорошо известные ему черты: напористость, силу, соединенную с хитростью и ловкостью.
Сражение продолжалось с переменным успехом, и, увлеченные боем, они не заметили, что за ними наблюдают два всадника – Роберт Брюс и Джон Карлейль.
– Как тебе нравятся бойцы? – спросил Брюс. – Дерутся на славу, а?
Карлейль вгляделся повнимательнее и лениво сказал:
– У того, кто повыше, умения хоть Отбавляй. Только меч слишком длинный. С чего он выбрал себе такой, не знаешь?
Роберт покачал головой.
– Может, никто не надоумил его взять в руки другой. Но оружие великолепное, и что-то в нем видится мне знакомое, да не припомню что...
Тут оба сразу умолкли, потому что соперники со смехом опустили острия мечей к земле, а парень, что повыше, сдернул с головы шапку, и темные косы рассыпались у него по плечам.
– Прости, я сегодня какая-то рассеянная, Питер, – сказала Джиллиана. – Не думай только, что я нарочно поддавалась.
– Я ничего такого не думаю, – отвечал тот. – Но ты и правда сегодня сама не своя, какая-то... замедленная.
– Ладно, в следующий раз исправлюсь. – Она направилась к своей лошади. – А сейчас я займусь выездкой на Ласточке.
– Зачем? Ты и так на ней все делаешь как надо. Она хоть и неплохая лошадка, но не годится для боевого коня.
Джиллиана вложила меч в ножны, висевшие у седла, и вскочила на лошадь.
– Я тренирую не Ласточку, а саму себя! – крикнула она, привязывая поводья к луке седла, и, уперев руки в бока, пустила лошадь вскачь, управляя ею только с помощью ног.
Роберт Брюс как зачарованный смотрел на превращение юноши в девушку, великолепно владеющую оружием и лошадью, но когда повернулся к Джону, чтобы поделиться с ним своими ощущениями, то изумился едва ли не больше. Джон застыл, словно его поразила молния, и на его покрытом шрамами лице можно было прочесть море чувств – от восхищения до открытого вожделения.
«Это она, – проносилось у него в голове, – та, за кем я невольно подглядывал из двери, от кого не мог отвести глаз за пиршественным столом». И сейчас, когда он смотрел на ее стройные ноги, обхватившие круп лошади и управляющие ею, у него в воображении рисовалась иная картина: как ее ноги обхватывают его собственное тело и... Жажда обладать ею, желание, которого он не испытывал с незапамятных времен, пронзило все его существо. Что же с ним такое? Ведь он думал... был уверен, что ему никогда уже не испытать такого чувства.
Роберт снова посмотрел на девушку, он тоже узнал ее – та самая, из окружения королевы. Кто бы мог подумать, что в ней скрываются такие таланты?
Джон повернулся к нему, ерзая в седле, чтобы ослабить напрягшиеся мышцы, и произнес внезапно охрипшим голосом:
– Нужно получше узнать, кто она такая. Роберт согласно кивнул.
– Что ж, давай узнаем, дружище. – Он ухмыльнулся. – Коли есть охота.
