Тут Агнесс все поняла. Как же она сразу не догадалась!
— Не пугайся, — зачастила девушка, опасаясь, что фигура в плаще вот-вот исчезнет. — Я тебя вижу и хочу помочь. Что мне сделать?
Склонив голову набок, женщина молчала.
— Надо что-то тебе принести?.. Что-то найти, да?
Женщина неуверенно кивнула.
— А что именно?.. Или ты не можешь сказать?.. Ага, не можешь. А подать какой-то знак?.. Тоже не можешь.
Агнесс пришла в замешательство. За всю ее карьеру медиума это привидение было самым немногословным!
— Тогда давай я тебя рассмотрю получше.
Она успела убедиться, что отсутствующая конечность или заляпанный кровь саван порою говорят о многом. Протянула руки, готовясь развязать на незнакомке плащ, как вдруг почувствовала толчок в бок, такой сильный, уже в следующий миг очутилась на земле. Жидкая грязь брызнула в лицо, и на мгновение девушка ослепла, ощущая лишь запах влажной земли. Она приподнялась на колени, но от испуга не решалась встать и все терла глаза тыльной стороной ладони.
Широко расставив ноги, перед ней стоял мужчина… точнее, юноша, а еще точнее — мальчишка, высокий и широкоплечий, но едва ли старше ее самой. Волосы, мокрые от дождя, облепили скуластое лицо. Ноздри трепетали. Руки в кожаных перчатках сжимались и разжимались, словно мальчишка никак не мог сообразить, что же делать дальше — помочь ей встать или снова ее ударить.
— Ты кто такая? — рявкнул он, и по голосу Агнесс опознала пассажира с крыши. Правда, радости это открытие ей не доставило.
— А ты кто такой? — простонала она, чувствуя, как на зубах скрипит песок.
— Что тебе нужно от моей матери?
Матери?
Но ошибки быть не могло: та же смуглая кожа, те же глаза, черные, точно гагат в траурном ожерелье. Только глаза сына полыхали яростью, а в глазах матери застоялся беспомощный страх. Глухо рыча, она отступала, а уже из-за его спины, почувствовав себя в безопасности, оскалилась на Агнесс.
Да никакой она не призрак!
Просто сумасшедшая.
«Простите!» едва не вырвалось у Агнесс, но извиняться перед человеком, толкнувшим тебя в лужу — это как-то чересчур.
— Я всего лишь хотела помочь! Она просила что-то ей отыскать!
— А… а что именно?
Ей почудилось, или он растерялся?
— Н-не знаю.
— Тогда и благодарности от меня не жди, — сказал мальчишка. Сказал — как выплюнул.
Куда он повел мать, Агнесс уже не заметила, потому что в носу противно защекотало, а по щекам, смывая грязь, потекли слезы. Ничего, еще чуть-чуть, и к ней вернется самообладание. Она встанет и отожмет платье, пойдет в гостиницу и переоденется в сухое, а уж потом… Но от внезапной обиды, как от удара в грудь, потемнело в глазах и перехватило дыхание.
Роняя слезы, она продолжала сидеть и съежилась, когда рядом послышался глухой стук копыт и шуршание колес по гравию. Как там сказал Шекспир? Беды идут не в одиночку, а толпами? До чего же верно! А сейчас ее настигнет окрик «Дорогая племянница! В каком вы непотребном виде!» Осталось только подождать.
Но каково же было ее удивление, когда вместо старческого хрипа зажурчал женский голос, удивительно мелодичный:
— Бедное дитя, что я могу для тебя сделать?
3.
Голос принадлежал даме из остановившейся неподалеку кареты-ландо. Дама была молода и необычайно хороша собой. Пепельно-белокурые букли обрамляли изящное лицо с огромными сияющими глазами, точеным носиком и красиво очерченным чувственным ртом: именно о такой внешности мечтала Агнесс! Платье белело в темноте, но при ближайшем рассмотрении оказалось бледно-фиалкового цвета, и темно-серые глаза тоже казались цвета фиалок, хотя, конечно же, людей с фиалковыми глазами в жизни не существует: они обитают в романах. Лоб дамы, высокий и чистый, украшала фероньерка. Капелька из голубого опала подрагивала на серебряной цепочке — незнакомка дрожала от сдерживаемой ярости. Леди не пристало показывать свои эмоции, но эта красивая дама была очень разгневана увиденным.
— Каков негодяй! Привязать бы его к телеге и гнать плетьми по всему графству! Бартоломью, ты видел, куда он побежал? — обратилась она к кучеру.
— Никак нет, миледи!
— Может, мы его все таки нагоним?
— Пожалуйста, не надо! — воскликнула Агнесс и, скользя, поднялась из хлюпающей грязи, не спешившей выпускать добычу. — Я сама виновата, сморозила такую бестактность!
— Ну вот еще! Девочка в твоем возрасте ни за что не додумается до такой бестактности, за которую платят ударом. Это была, самое большее, невинная глупость, — возразила дама. — А где же твой багаж?
— На постоялом дворе остался, — ответила Агнесс, решительно ничего не понимая.
— Бартоломью, принеси.
Когда кучер, покряхтывая, слез с облучка, леди добавила:
— Будь здесь наш мистер Линден, он напомнил бы тебе про Святого Мартина, который разрезал свой плащ на два куска и один отдал страннику. Но мы не настолько праведны, чтобы кромсать одежду. Отдай барышне целый плащ.
По лицу кучера было видно, сколь неприятна ему идея поделиться одеждой с какой-то грязной бродяжкой, пусть и с манерами леди. Но с хозяйской волей не поспоришь, и он нехотя накинул на плечи Агнесс свой тяжелый стеганый плащ. Агнесс едва не задохнулась — не столько от запаха мужского пота, сколько от удивления.
— Мистер Линден? Вы знаете мистера Линдена? Я его племянница, Агнесс Тревельян.
Леди посмотрела на нее недоуменно.
— Ах, да, — ее лицо прояснилось. — Я же забыла спросить, как тебя зовут. И не представилась. Леди Лавиния Мелфорд, — пропела дама свое имя, переливчатое, как соловьиные трели.
Спохватившись, девушка присела, чувствуя, как противно липнет к ногам мокрое белье, и подошла поближе.
— Вам знаком мой дядюшка?
— Отлично знаком.
Леди Мелфорд наклонилась к ней, и на Агнесс повеяло ароматом жасмина.
— И где же он? Я его жду и жду…
— Как — где? У себя в пасторате, читает труды Тертуллиана и делает выписки.
— Но разве..?
— Нет, конечно. Твоему дядюшке проще запомнить, в каком году осудили ересь пелагиан, чем в каком часу встречать племянницу.
Леди Мелфорд раздраженно фыркнула, и сияющая капля запрыгала из стороны в сторону. Агнесс на всякий случай подставила ладони — вдруг фероньерка сорвется со лба.
— Считай, что это была его визитная карточка. Вот и познакомились.
— Он очень строгий?
По жалостливому молчанию можно было понять, что миледи пытается сочинить подходящую ложь.
Агнесс вздохнула. Его строгость не вмещают слова.
— Апостолы рядом с ним покажутся мотами и вертопрахами, — сдалась миледи. — Да, Агнесс, твой дядя очень строгий. Неоправданно строгий.
