Барбара Картленд - Брак поневоле

Она отправилась посмотреть на лошадей, и одна из них понравилась ей больше остальных. Это был горячий черный жеребец, который все время вставал на дыбы и вел себя так нетерпеливо, что конюх с трудом удерживал его.

Когда в загон вошли всадники, Камилла увидела, что к понравившемуся ей жеребцу подошел высокий красивый молодой человек и легко вскочил в седло. Она поняла, что сейчас начнутся скачки – самое важное событие дня. Направляясь к скаковому кругу, всадники смеялись и подшучивали друг над другом.

– Как ценится Аполлон? – крикнул всадник на черном жеребце человеку, принимавшему ставки.

– Поскольку вы скачете на нем, сэр, то всего лишь два к одному, – ответил тот.

– Ах ты, старый мошенник! – воскликнул всадник. – Ставлю десять монет!

– Ты понапрасну потеряешь свои денежки, – заметил другой, старший по возрасту всадник. – Первым придет Светляк.

– Готов спорить на пятьсот фунтов, что ты ошибаешься, – последовала самоуверенная реплика, но Камилла уже не слышала ответа на нее.

Она стояла и смотрела, как лошади приближались к месту старта. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы победил всадник на черном жеребце.

Это были скачки с препятствиями. В дополнение к естественным препятствиям на поле были построены новые изгороди. Скаковой круг был очень большим, но почти на всем его протяжении всадники были хорошо видны. И даже когда они находились очень далеко, Камилла могла различить ярко-голубой камзол всадника, скакавшего на Аполлоне.

К тому моменту, когда лошади преодолели три четверти скакового круга, Аполлон шел на третьем месте. Некоторые лошади падали, не сумев преодолеть препятствия, но черный жеребец перелетал через них, как птица. За полмили до финиша Аполлон начал постепенно нагонять двух скакавших впереди лошадей. Вскоре, перегнав одну из них, он мчался уже вторым.

– Ну давай же, давай! – шептала Камилла. – Ты можешь это сделать, я знаю, ты можешь!

У нее было такое ощущение, будто это она сама мчалась па коне. Она чувствовала, как Аполлон реагирует на звук ее голоса, повинуется ее прикосновению.

Две лошади, возглавлявшие скачку, вместе взяли последнее препятствие, и Камилла увидела, как одна из них упала. На мгновение она подумала, что это Аполлон, но потом увидела, что он справился с препятствием и плавно перешел в заключительный галоп. Когда Аполлон поравнялся с финишным столбом под аплодисменты и одобрительные возгласы зрителей, на лице всадника, пригнувшегося к шее коня, можно было видеть широкую радостную улыбку.

– Он победил! Он победил! – закричала Камилла.

Ей казалось, что это она одержала победу.

Аполлона взяли под уздцы и повели мимо именитых гостей. Всадник снял шляпу перед принцем Уэльским и раскланялся со зрителями.

– Отлично! Прекрасная езда! – похвалил сидевший рядом с Камиллой пожилой джентльмен и добавил: – Черт возьми, хоть я и потерял свои деньги, но не могу не восхищаться тем, как этот парень сидит в седле!

Сколько раз потом, подумала Камилла, она снова и снова переживала этот момент, когда напряжением каждого своего нерва направляла черного жеребца к победе. Ей достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть улыбку всадника в тот момент, когда он поравнялся с финишным столбом, и радостное удовлетворение на его лице, когда он поднял свою шляпу, приветствуя принца Уэльского.

С тех пор этот всадник стал неизменным спутником ее грез. Она твердила себе, что все это лишь детские мечты и когда-нибудь она забудет его, но все равно, когда она рисовала в своем воображении человека, который завоюет ее сердце, у него всегда было улыбающееся лицо всадника на черном жеребце.

«Прощай и ты, – подумала Камилла, глядя в окно. – Завтра у меня начнется новая жизнь, и все будет совершенно по-другому. Если я буду благоразумна, то стану думать о будущем, а не оглядываться на прошлое».

Это будет совсем не просто, осознала Камилла с болью в сердце. Ее взгляд еще раз задержался на зарослях жасмина, где она так часто пряталась от гувернантки, на деревьях, по которым она так любила лазать, за что ее частенько наказывали, на бассейне с фонтаном, где она своими маленькими детскими пальчиками пыталась поймать золотую рыбку.

Вдалеке виднелась аллея, куда она уходила, когда хотела побыть одна, куда ускользала грезить и мечтать и где находила убежище, когда чувствовала себя несчастной или испуганной или когда жизнь становилась невыносимо трудной.

Камилла услышала бой часов и с испугом поняла, что опаздывает. Отец велел ей быть готовой заранее. Она бросила последний взгляд на красно-золотой закат, и ей показалось, что вечерний небосклон сулит ей надежду на будущее.

– Я исполню свой долг, – сказала себе Камилла.

Она произнесла эти слова вслух, будто давая себе самой клятву. Звук открывшейся двери и зычный голос лакея заставили ее вздрогнуть. Лакей торжественно объявил:

– Капитан Хьюго Чеверли, мисс Камилла.

Камилла быстро повернулась. На мгновение ей показалось, что она грезит, снова живет в одной из своих фантазий, казавшихся более реальными, чем сама реальность. А потом она поняла, что это правда – он был здесь, человек, о котором она мечтала, который запомнился ей с той самой поры, когда она видела его мчавшимся на черном жеребце к победе.

Камилла почувствовала, как ее сердце замерло от волнения. Однако когда она подошла к гостю и взглянула на его лицо, то с удивлением обнаружила, что он смотрит на нее с каким-то странным выражением, похожим на презрение. Хьюго Чеверли приехал в дом Лэмбернов в чрезвычайно скверном расположении духа. Поскольку он опаздывал, он был вынужден гнать лошадей, чего он не любил больше всего на свете. То, что во всем ему следовало винить лишь самого себя, служило слабым утешением.

Он не собирался задерживаться у Анастасии, но, как всегда, она вынудила его сделать то, чего хотела она, а он, будучи совершенно околдован, не мог сопротивляться.

– Почему ты должен ехать? – с недовольной гримаской спросила Анастасия. – Мы были так счастливы эти несколько недель. А теперь ты собираешься уезжать, и Бог знает, что с тобой может случиться!

– Я не могу отказаться сопровождать эту девушку в Мелденштейн, – ответил Хьюго. – Моя тетя лично просила меня об этом. И это самое малое, что я могу сделать для нее к благодарность за заботу и ласку, которыми она щедро одарила меня после смерти моей матери.

– Но Мелденштейн так далеко, – настаивала Анастасия, – и потом, ты же только что вернулся в Англию!

Анастасия приподнялась на локте и, склонившись над лежащим на кружевных подушках возлюбленным, поцеловала его.

– Я буду скучать по тебе, – прошептала она. – Возвращайся скорее.