— Ваш новый вечерний костюм уже получен от портного, милорд. Вы должны примерить его, чтобы убедиться, что он подходит. Ведь сегодня вы обедаете на Гроувенор-Сквер.
— Гроувенор-Сквер, — повторил виконт, взяв себя в руки, так, словно он никогда не слышал этого названия.
— Вот именно, милорд. Леди Джорджиана просила вас не опаздывать. Она с нетерпением ждет вас.
— Леди — моя сестра, — объяснил виконт на всякий случай Лайзе.
Пока Лавдэй говорил, Джослин несколько раз подмигнул Лайзе. Он стоял, демонстративно вытянувшись, как на параде, сжимая за спиной кулаки.
— Спасибо, Лавдэй. Я не опоздаю.
— Я полагаю, что мисс Гэмп может идти и заняться своими делами? — спросил Лавдэй.
— Да, конечно.
У Лайзы просто отвисла челюсть от удивления — так резко изменился виконт, надев на себя маску аристократа.
Не взглянув на нее более, он направился к конторке. Когда она ушла, он, зевнув, просмотрел кучу приглашений, думая о том, как бы побыстрее разделаться с визитами и заглянуть в ночной клуб.
В родительском доме виконт на время забыл о существовании новой служанки. Побыв у родных, он на этот раз забыл вообще обо всем на свете, чего раньше практически не случалось. Джослин задержался здесь на несколько часов, позволив себе по-настоящему расслабиться.
Он прислушивался к знакомому шороху, производимому юбкой матери, когда та вышла из столовой и засеменила за Джорджианой. Едва войдя в дом, он сменил свою офицерскую осанку на свободную домашнюю, уселся в любимом своем кресле, расстегнул пиджак и положил ногу на ногу, а пальцы просунул под ремень.
Лениво склонив голову набок, он поглядывал на отца с несколько высокомерной ухмылкой, пока тот отчитывал дворецкого за то, что тот подал портвейн.
Покачав головой, Джослин сказал:
— Пожалуйста, принеси виски, Винсент.
Когда виски было принесено, Джослин выпил его одним глотком.
— Отвратительное спиртное, от него люди тупеют, — заметил герцог.
Налив себе еще рюмку, Джослин поднял ее и произнес тост:
— За ваш новообретенный здравый смысл! За то, что вы не додумались пригласить сегодня Эйла.
— Я ведь хотел говорить с тобой, а не разнимать тебя с дядей или, хуже того, быть свидетелем, как ты будешь размахивать револьвером и грозиться убить его.
— Но я ведь и пью за ваш здравый смысл.
Герцог покачал седой головой и взглянул на Джослина. Его высокий рост и горделивая осанка позволяли ему на всех смотреть свысока. И вот сейчас она свысока смотрел на сына:
— Не буду спорить с тобой. Я хочу поговорить с тобой о другом. Я вызвал тебя, потому что пора прекратить твои бессмысленные скитания. Чарли мертв, и мне и всему нашему роду нужен наследник. Я хотел бы, чтобы ты подумал о женитьбе.
Джослин поднял бровь от удивления:
— Оказывается, это вы вызвали меня?!
— Не надо ерничать, не старайся казаться хуже, чем ты есть, — сказал герцог. — Несколько месяцев назад я послал тебе письмо.
— Неужели вы действительно думаете, что я приехал домой, потому что вы велели? — Джослин улыбнулся, увидев напряженный взгляд. — Так вот, я вернулся домой, потому что в Америке дела закончились, зато в Лондоне у меня много дел.
Он отпил виски, через стекло бокала глядя на отца. Затем поставил бокал на стол.
— У меня здесь много дел, — повторил он, — и я не собираюсь пока жениться.
Герцог встал и, обойдя вокруг обеденного стола, остановился рядом с Джослином. Он наклонился к сыну, взявшись за спинку кресла, и медленно произнес:
— Я знал, что ты так скажешь.
Джослин отстукивал пальцами по бокалу.
— Я должен кое-что сказать тебе, — начал опять герцог, запнулся на несколько секунд, а затем решительно закончил:
— Если ты не займешься тем, о чем я сказал, и не подумаешь о своих прямых обязанностях перед нашим родом, то титул перейдет к Эйлу.
Воцарилось молчание. Джослин перестал стучать по бокалу, леденящий холодок пробежал по его телу. То, что он услышал от отца, заставило его отнестись к разговору серьезно. Он никогда даже и не предполагал, что титул, а вместе с ним власть и богатство могут перейти к Эйлу.
Подняв глаза на отца, он медленно произнес:
— Если вы сделаете это, то гореть вам в аду!
— Я рад, что ты понимаешь важность ситуации.
Джослин отпил виски и усмехнулся:
— Я-то понимаю, а вы вот, как видно, нет. Даже если я начну искать невесту, на это уйдет время, отец.
Герцог чувствовал себя на коне, он свысока смотрел на сына, вполне удовлетворенный:
— По крайней мере, я могу праздновать сегодня хотя бы одну победу.
Джослин ничего не ответил. Он встал, допил виски и направился к двери:
— Я пойду. Мама и Джорджиана ждут.
— Хорошо обдумай то, что я сказал, Джослин.
Он повернулся к герцогу и сказал:
— Вы так наивны, отец. А вы не боитесь, что Бог проклянет вас за то, на что вы обрекаете женщину, которая должна стать моей женой?
— Ты преувеличиваешь.
Джослин расхохотался и, состроив серьезную мину и имитируя голос отца, произнес:
— Неужели? Я ведь олицетворение развращенности, дорогой папа. Королева тоже так думает. Зло и разврат спят со мной каждую ночь, — и, положив руку на руку отца, он уже серьезно и тихо добавил:
— Если вы мне не верите, спросите Эйла.
Ничего не ответив, герцог прошел впереди Джослина в гостиную, где сидели мать Джослина и его сестра.
Увидев его, мать заплакала:
— Мой дорогой сын, как я скучаю по тебе!
— Я тоже очень скучал по вас, мама.
Он посмотрел на мать. Она была бледна, и трудно было понять, отчего эта бледность: от плохого самочувствия или от пудры. Он переживал, оставляя ее, так как она нуждалась в чьей-либо защите от герцога. Она все еще сохраняла траур по его старшему брату, хотя вот уже три года как он умер.
— Ты должен помочь мне справиться с твоей сестрой, — сказала герцогиня.
Джослин посмотрел на Джорджиану, которая листала «Тайме», углубившись в себя и не слыша того, что говорила мать. Затем она подняла голову и взглянула на виконта поверх золотой оправы очков. Ему не понравился непокорный взгляд этих дерзких зеленых глаз, которые она, как и брат, унаследовала от отца.
— Не ухмыляйся, маленькая бестия, — сказал он. — Чем ты занимаешься?
— Ничем, Джос, ничем особенным.
— Когда она покинет дом, я умру сразу же, — сказала герцогиня с надрывом и подставила под нос ароматизированный флакончик.
— Ну полно, мама, она еще слишком молода, чтобы покидать дом.
Герцог вмешался в разговор:
— Вздор! В следующем году ей будет уже восемнадцать. Прекрасный возраст для замужества!
— Но она еще не готова к замужеству, — сказала герцогиня, опять взявшись за платок, так как слезы постоянно стояли в ее глазах. — Ты не представляешь, сын, что она задумала.
