Выскользнув из-под одеяла, она поморщилась от боли и скованности между ног. Горячие слезы потекли по ее щекам. Она подняла одежды, принесенные Эммануэлем, и в отчаянии их осмотрела. Если бы это была ее собственная одежда, то она могла бы скрыть свое бесчестие. Но в этих? Она их перетрясла, найдя только свободную белую крестьянскую блузу и юбку. Никакого белья. Она подняла голову и вгляделась в отверстие пещеры. Конечно, он не ожидал, что ей недостаточно только этого. Ее губы изогнулись. С таким же успехом она могла носить на шее знак, говорящий всему миру о том, что произошло.
Но у нее, видимо, не было выбора. Боясь, что Эммануэль войдет прежде, чем она будет готова, девушка быстро умылась и оделась. Накинув одеяло на плечи, она надела на голову уродливую шляпу с вуалью. В темноте ночи она не увидела лица гангстера, это означает, что и он не должен ее узнать. Может быть, отец, считающий ее Консицией, уплатил выкуп. Если так, то маскировка может спасти ей жизнь.
После своего «спасения» Елена сидела на лошади среди тяжело вооруженных людей и обдумывала ситуацию, в которой оказалась. С горько сжатыми губами она старалась избегать злобных, понимающих взглядов грубого, жестокого отряда. Это были не обычные солдаты, большинство из них было чужеземцами, нанятыми ее отцом, чтобы охотиться за Эль Гато. Их вожделение чувствовалось даже в густом тяжелом воздухе. Елена содрогнулась, понимая, что не будь она дочерью Энрико де Beга, они набросились бы на нее, как свора собак.
Ее одежда никак ей не помогала. Пышная крестьянская юбка и тонкая льняная блуза намокли от пота, делая очевидным, что под этой одеждой у нее ничего нет. Они забрали ее одеяло, а шляпа упала с ее головы, оставив девушку на виду у этих людей с горящими глазами.
В течение долгой езды она сидела, застыв в седле, вызывающе игнорируя их предложения, произносимые шепотом. Но она не могла удержать возгласа радости, когда впереди показались стены гасиенды.
Ее чувство облегчения исчезло, когда она увидела отца, бегущего со двора, чтобы приветствовать их. Как только он узнал ее, приветливая улыбка исчезла с его лица, и он весь побагровел от гнева. Не говоря ни слова, он повернулся на каблуках и пошел назад к дому. Дрожащую от страха Елену сняли с лошади и сопроводили в кабинет, где ей предстояло встретиться с отцом.
Отпустив стрелков, отец повернулся к ней.
– Елена, – проскрипел он таким голосом, что у нее кровь застыла, – я понимаю, что ты лгала, когда заявила, что отправляешься к тетке. – Его глаза холодно оглядели ее с ног до головы, сузились в щелочки, когда он увидел ее внешность. – Ты знаешь, что произошло с твоей сестрой?
Елена глотнула, стараясь унять дрожь в коленях.
– Нет, отец.
Он закрыл глаза, упираясь в стол, чтобы удержаться.
– На пути в монастырь она была похищена бандитами.
Намереваясь разуверить его, Елена протянула руку.
– Нет, отец. Бандиты не похищали Коней. Похитили меня.
Он побледнел.
– Тебя? Ты была в карете? – Он зашагал вокруг конторки. Подойдя, он схватил ее за руки так крепко, что она вскрикнула от боли. – Если ты была в карете, то где же Консиция? – закричал он, встряхнув ее.
– Уехала. Мы поменялись местами. Она с Риккардо бежала в тот же день, когда я уехала, – прошептала Елена.
Кровь бросилась ему в лицо.
– Ложь!
– Это правда. Теперь она уже замужем.
– Нет! – он спрятал лицо в ладонях на какое-то мгновение, а затем опустил их, чтобы с горечью взглянуть на нее.
– Ты говоришь мне, что Консиция убежала с Монтойя, – а ты… – Он задыхался, глядя на нее безумным взглядом. Схватив ее за руку, он потащил девушку в главный холл. Толкнул ее к высокому зеркалу в позолоченной раме у входной двери.
– Взгляни на себя! Пута, проститутка! Ты обесчестила нас! – сказал он с гримасой отвращения.
Елена подняла глаза и взглянула в зеркало, едва узнавая себя. Ее волосы, спутанные в диком беспорядке, свисали до плеч. Темные пятна ее сосков отчетливо проступали сквозь тонкую белую блузу. Из-под юбки виднелись голые ноги. Та невинная девушка, которой она была, исчезла, и ее место заняла женщина. Женщина, которая бесстыдно лежала под звездами и познавала страсть в объятиях одетого в черное гангстера.
Она увидела отражение отца в зеркале. Разбойники с ней обращались лучше. «Он ведет себя так, как будто я сделала это нарочно!» Ярость, которую она никогда раньше не чувствовала, наполнила все ее существо. Она перевела взгляд и уставилась на отца, увидев его ничтожество. Как могла она когда-то бояться его?
Встретив ее обвиняющий взгляд, он отступил на шаг.
Выпрямившись, Елена оставила его и пошла напрямик к лестнице, ведущей в ее комнату.
Приближался конец дня, когда Мигуэль подъехал к маленькому ранчо, которое он купил, когда впервые вернулся в Нью Мексико. Оно находилось в уединенном каньоне в двух часах езды от земель Испанского Ангела. Хотя езда верхом туда и обратно занимала много времени, оно находилось довольно далеко от главных дорог, так что он мог не беспокоиться, что его обнаружат. Тем не менее, он был осторожен, держа экипаж, которым пользовался, спрятанным в конюшне. Большой черный жеребец, на котором он ездил как Эль Гато, вместе с другими лошадьми пасся в хорошо укрытом каньоне.
Он быстро умылся и переоделся в дорожный костюм, который был на нем, когда он неделю назад покинул Испанского Ангела. Костюм был подшит изнутри набитыми хлопком подушечками, что внешне делало его фигуру тучной, а торс мускулистым с виду. Розовые бархатные бриджи, узкие и украшенные позолоченной тесьмой, облегали его худые бедра и опускались ниже колен до его кожаных ботинок на высоких каблуках. На верхнюю губу он наклеил густые фальшивые усы, а под каштановый парик спрятал свои собственные волосы. Отступив назад, он осмотрел себя в зеркале. Презрительно ухмыльнулся, когда увидел в нем блистательного Диего. «Caramba! Черт возьми! Я выгляжу, как куриное яйцо с ножками». Не вынеся лицезрения собственного вида, Мигуэль передернулся и отвернулся.
Мысли его отвлеклись от своего второго я и обратились к женщине. К этому времени она должна была доехать до ранчо. В его победе был горьковатый привкус, когда он вспоминал ее нежную покорность и тот огонь, которым она ответила на его страсть. Он покачал головой, веря с трудом, как его тело отвечало этой надменной ведьме. Он презрительно фыркнул. Да, теперь у нее не будет такого высокомерия и уверенности. Он с удовольствием бы увидел реакцию де Вега, когда его драгоценная дочь Консиция появилась на ранчо, лишенная невинности и одетая как крестьянка, но у него были свои счеты с плантатором.
Вспомнив друга, похороненного под простым деревянным крестом на уединенной могиле, он испытал горечь и боль, содрогнулся от молчаливого гнева. Чем еще отплатить де Вега, чтобы отомстить за смерть Рафаэля?
