– Хм, – вновь хмыкнула госпожа Лепешер и поджала губы, выражая свое неодобрение. – По-моему, любовь бывает только в песнях менестрелей.
– Я пробовал сладости возвышенной любви, воспеваемой менестрелями, знаю вкус насущного хлеба любви земной, – сказал в свое оправдание Николас – И то, и другое по-своему восхитительно.
Женщина выгнула одну бровь, словно говоря, что подобный образ мыслей не внушает ей доверия. Ее красные потрескавшиеся руки продолжали методично обрабатывать улов. Нож полоснул по брюху очередной жертвы, и на его лезвии у самой рукоятки осели серебристые чешуйки.
– Вот это любовь, – заявила она, швыряя последнюю рыбину в левую корзину. – Иначе я и не стала бы этим заниматься, хоть сто раз была бы мастерицей.
– Это – жизнь, – возразил Николас, за что госпожа Лепешер наградила его сердитым взглядом.
Дверь с грохотом отворилась, и в дом быстрым шагом вошел Гишар. Он, должно быть, бежал, потому что на его задубелых бурых щеках горел румянец.
– Одевайся, – распорядился он, не вдаваясь в объяснения. – Я тебя отпускаю. Держать тебя здесь слишком опасно.
И Николас, и госпожа Лепешер вытаращились на него в удивлении.
– Ты что?! – опомнилась первой жена Гишара. Она подбоченилась, готовясь закатить скандал. – Мы целый месяц кормим, одеваем его за свой счет. Ведь благодаря ему ты избавишься от необходимости ходить в море, а мне никогда больше не придется чистить эту проклятую рыбу!
– Не придется, потому что нас не будет в живых. – Гишар схватил со спинки лавки плащ Николаса и швырнул его пленнику. – Я отпущу тебя, но ты должен оставить расписку, обязуясь сполна уплатить мне выкуп до Пасхи в следующем году. – Он кинулся в соседнюю комнату и вскоре вернулся с куском пергамента, чернильницей из рога и пером.
– Гишар! – зычно, по-мужски, рявкнула его жена. – Объясни немедленно, почему ты решил его отпустить. И смотри, чтобы твои доводы были убедительными. – Она угрожающе взмахнула ножом.
– Вот, пиши обязательство. – Гишар сунул в руку Николасу перо и разгладил на столе лист пергамента.
Снедаемый любопытством и – в немалой степени – недобрым предчувствием, но согласный на все, что могло поспособствовать его скорому освобождению, Николас с готовностью обмакнул перо в вязкую коричневую жидкость, служившую чернилами.
Гишар Лепешер повернулся к своей негодующей жене:
– Люди, которые хотели убить его, не получили всю сумму обещанного вознаграждения. Им сказали, что он жив и его жена готова заплатить выкуп. Заказчик поднял цену до шестисот марок.
Николас похолодел. Гишар всучил ему расщепленное перо, и теперь он, пытаясь писать, во все стороны брызгал чернилами.
– Почему же ты сам не разделаешься со мной? – спросил он.
Гишар скривил свой утопающий в бороде рот:
– Поверь мне, я думал об этом. Шестьсот марок – деньги, конечно, хорошие, но, когда речь идет об убийстве, это ненамного больше, чем пятьсот марок, которые я уже запросил за спасение твоей шкуры. – Он развел руками, словно спрашивая, а как еще он мог поступить. – Ты больше месяца пользовался покровительством и гостеприимством моего дома. Я не могу просто взять и все это выбросить в окно, перерезав тебе горло. Поручись, что заплатишь мне выкуп, и ты свободен. Можешь отправляться домой.
– В общем, ты отпускаешь меня в лапы смерти, – сказал Николас, поморщившись.
– Надеюсь, нет. Ты уж постарайся уцелеть, а то плакали мои денежки. Что ж, хоть дом свой уберегу от тех, кто хочет тебя убить. Сдается мне, что они перережут горло не только тебе.
Николас подписался пачкающим пером и вручил пергамент Гишару. На листе с обратной стороны красовались несколько налипших серебристых чешуек и кровяное пятно от рыбьих потрохов.
– Деньги ты получишь, обещаю, – заверил он Гишара, насмешливо вскидывая брови. Как это ни забавно, своим освобождением он был обязан тем, кому приказано его убить. – Если выживу. – Он протянул руку. – Правда, если ты дашь мне денег на дорогу, шансов на спасение у меня прибавится.
Гишар закатил глаза.
– Если помрешь не расплатившись, – заявил он, – клянусь, никогда в жизни не буду помогать утопающим, и гибель этих моряков будет на твоей совести. – Он снял с пояса мешочек с деньгами и кинул его Николасу. – Вернешь полный мешочек золота.
Его жена вытерла о юбку свой нож и передала его Николасу.
– Вот, возьми, он тебе нужнее, а я надеюсь, что когда-нибудь стану богатой.
Николас сунул нож за пояс:
– Спасибо. – В порыве благодарности он взял в ладони круглое лицо женщины с проступающими под кожей красными прожилками и расцеловал ее в обе щеки.
– Да ну тебя! – Она сердито оттолкнула его, но ее маленькие синие глазки заблестели от удовольствия.
– Немудрено, что тебя хотят убить. Обольщаешь женщин прямо под носом у мужей, – буркнул Гишар, притворяясь оскорбленным.
Николас скорчил гримасу. Возможно, рыбак не так уж далек от истины, подумал он и, шагнув к выходу, распахнул дверь.
– Здесь полно торговых судов, направляющихся в Англию, – напутствовал его Гишар. – Если не ошибешься в выборе, уже завтра будешь в Саутгемптоне.
– А если ошибусь, мне конец. – Николас мрачно улыбнулся. – Тогда молись, чтобы чутье и удача меня не подвели.
Он ступил за порог, навстречу ветреному утру, и дверь за ним затворилась. Зловоние рыбных потрохов ощущалось и на улице, но оно растворялось в бодрящем соленом воздухе. Его легкие наполнились запахами моря и кораблей. Он сделал глубокий вдох и, радуясь свободе, потянулся, разминая затекшие мышцы. Держа ладонь на рукоятке ножа, он зашагал по узким улочкам к пристани и, выйдя к причалу, остановился, рассматривая стоявшие в гавани суда – многочисленные маленькие нефы с низкими бортами и парусами самых разных расцветок, однотонными и полосатыми. На них рыбаки вели лов рыбы в прибрежных водах.
Среди груды сетей сидел рыбак с утренним уловом крапчатых, серо-голубых, как море, омаров и ржаво-красных, под цвет его паруса, крабов. Николас переступил через кольца веревок и лежащую на причале корабельную мачту. Его взгляд скользнул по группе увлеченных беседой моряков, а за ними, далеко в море, он увидел большой парусник, заходящий в гавань. На нем развевались шитые золотом красные флаги. Николас прищурился: судно показалось ему знакомым. Но потом его внимание привлек другой корабль, стоявший на якоре в той же стороне, где двигался ког. С его палубы несся стук молотков, несколько человек старательно устраняли повреждения в корпусе. Это была «Императрица». Теперь она не поражала красотой, как месяц назад, но Николас узнал бы ее в любом обличье. Это судно корабел Роан строил на берегах Шельды на его деньги, и, по праву владельца, он попытался уничтожить свой корабль, чтобы он не достался его недругам. Но, судя по всему, это не удалось, хотя таким, как прежде, парусник уже никогда не будет. Его залатают другим деревом, и оно обретет другую сущность. В каком-то смысле «Императрица» погибла.
