Вскоре стало слишком много людей, которых мучили, убивали и грабили; настолько много, что уже все признавали однозначность происходящего.
Однако все подготовлялось постепенно. Однажды город покинули Гогенлоэ. В сущности, ничего такого удивительного в этом не было; несколько городов подлежали юрисдикции Гогенлоэ и они могли жить в любом из этих городов. Как раз город, из которого они уехали, не подлежал их юрисдикции; не совсем ясно было, то ли он подлежит герцогской юрисдикции, то ли короля Альбрехта Габсбурга; то ли речь идет о городском самоуправлении, к последнему горожане особенно склонялись.
Вместе с Гогенлоэ ехала на своем вороном коне Алиба, жена бывшего судьи, старика Элиаса Франка. И вслед за Гогенлоэ, их вооруженными отрядами, спутниками и слугами, город покинули разного рода люди; среди них было много бродяг, неимущих, были и молодые сильные мужчины и юноши с оружием; были и женщины, одни из числа тех, что всегда следуют за войском или бандой, другие шли рядом с мужьями; а когда в окрестностях к ним ко всем начали присоединяться вооруженные чем попало крестьяне, крепостные Гогенлоэ, и крестьянские жены на повозках; стало ясно, что предстоят большие грабежи.
Но Андреас на этот раз не обдумывал происходящие события. Он очень обрадовался отъезду госпожи Алибы и в тот же день пошел к отцу. Старик остался только с одним, доброжелательным к нему слугой, остальные уехали вместе с Алибой.
— Я найму повозку и помогу тебе перебраться к нам, в наше жилище; мама не будет против, — предложил Андреас отцу.
Дряхлый больной старик задумался, затем покачал головой, отказываясь. Когда Андреас вечером рассказал об этом матери, задумалась и она; и, подумав, сказала, что нет, конечно, не была бы против, но понимает, почему отец отказался. Андреас и Сафии рассказал, что теперь может свободно навещать отца, и пообещал привести ее в гости к своему отцу, отец знает много интересного, ей будет интересно говорить с ним. Ей и вправду, пожалуй, было бы интересно, хотя ей больше хотелось увидеть мать Андреаса и поговорить с ней о его детстве, о его привычках, и самое важное — о его болезни и как помогать ему. Но о таком своем желании Сафия Андреасу не сказала; только сказала, что охотно повидается с его отцом.
Алиба увезла из дома все деньги и все, что было в доме ценного. Андреас пошел в мастерскую Бэра и попросил денег; тот дал и сказал, что отдавать не надо. Андреас бы отдал, но дальнейшие события помешали ему, потому что совершенно переменили его жизнь. А пока из этих денег Андреас заплатил слуге, чтобы тот хорошо ухаживал за его отцом, и купил отцу на рынке свежих припасов. Андреас заметил, что овощи и парное мясо подорожали. Андреас спросил одного крестьянина и тот ответил, что это потому что часть крестьян ушла следом за Гогенлоэ, и в город привезено не так много овощей, молока и мяса, как привозилось обычно. Но и над этим Андреас теперь не стал долго раздумывать. Он проводил целые дни у постели отца, развлекал его занимательными рассказами, пересказывая почерпнутое из книг и с увлечением рассуждая на разные темы. Отцу Андреаса было почти девяносто лет. Однажды Андреас спросил, хотелось ли бы ему дожить до ста лет.
— Нет, — отвечал отец, — не хочу. Тепла нет в моей жизни.
Андреас искренне пожалел отца и даже не стал думать о том, что его отец, в сущности, сам лишил себя тепла, удалив от себя жену с маленьким сыном. Андреас никогда бы ни в чем не упрекнул отца.
— Я снова прошу тебя перебраться к нам, — сказал Андреас. — Я и мама, мы дадим тебе тепло.
Отец снова покачал головой.
— Я так радовался твоим успехам, — произнес отец внезапно. — Ты ничего не говоришь мне о своих делах…
Андреас потупился и потер ладонью край одеяла, которым был укрыт отец.
Неужели отец не знает?.. Или забыл от старости, дряхлости?.. Что же сказать?.. Андреас не хотел тревожить и мучить отца рассказом о своей болезни; довольно и того, что мать мучается… И как это горько, то, что нельзя избавить ее от этих мучений…
Отец полулежал на приподнятых подушках, одеяло было теплое, в красных и белых узорных квадратиках.
Но о делах Андреаса отец уже забыл, и заговорил хриплым срывающимся голосом о матери Андреаса.
— Я так любил ее… у нее гребень был в волосах… я просил, чтобы она вынула… хотел погладить ее по волосам… у нее были такие легкие золотистые волосы… и голос такой тихий, певучий и деликатный… я просил, чтобы она дала мне руку… хотел согреть… у нее была такая холодная, нежная, маленькая рука… я просил, чтобы она не смотрела на меня так недоверчиво… такая холодная, нежная, маленькая рука…
Андреас слушал, как слушал всегда, когда его что-то очень занимало; слушал, сгорбив вперед плечи, глаза — совсем черные, огромные, и взгляд — странно упорный и словно бы остановленный странно…
Вдруг отец перестал говорить. Его старческие, слезящиеся под нависающими сморщенными веками глаза вдруг широко раскрылись. Он с ужасом и мучительной жалостью смотрел, не отрываясь, на человека, сидевшего на краю постели. Это был его единственный сын. И он вдруг увидел ясно болезнь своего сына; почувствовал, что это за болезнь; понял всю неизбывность, неотвратимость…
И он почувствовал, что времени остается совсем мало. Он не знал, что делать; не в силах был сдерживаться, да и не хотел, не надо было сдерживаться…
— Мальчик мой!.. — выговорил он хрипло, громко и отчаянно.
Это прозвучало криком, и он рванулся к сыну протянутыми беспомощно руками… Но последнее, что он увидел, было не это лицо безумного, не эти глаза; но черты, выражавшие такую искреннюю тревогу, такую доброту, такое желание помочь… И этот мгновенно переменившийся облик сына, это было последнее, что увидел отец…
Так Андреас и не исполнил своего обещания, не повел Сафию в гости к своему отцу. Он тяжело переживал смерть отца, был очень удручен.
Когда Андреас целые дни проводил у постели своего отца, Сафия очень скучала без Андреаса. Она пыталась убедить себя в том, что это прекрасно, то, что Андреас так любит своего отца, заботится о нем; ведь и она любила своего отца. Но ее отец всегда был рядом с ней, вырастил ее. А ведь отец Андреаса никогда не заботился о сыне… И она начинала досадовать на этого человека, на отца Андреаса; она начинала так тосковать отчаянно, что не могла работать, вставала, ходила по комнате; ей хотелось бежать к Андреасу, увидеть его во что бы то ни стало; сказать ему, чтобы он пришел, чтобы он говорил с ней… Она едва успокаивала себя… Но вот Андреас появлялся в доме Раббани, и Сафия только участливо расспрашивала его об отце и говорила, что разумеется, Андреас должен быть рядом с отцом… Узнав о смерти отца Андреаса, она не испытала облегчения, но почувствовала себя виноватой перед Андреасом. Несколько дней после похорон он оставался в своей комнате, не выходил, отказывался от еды, мать боялась оставить его одного. Сафия ничего об этом не знала, но чувствовала, что ему плохо, тревожилась о нем; и каждый день говорила себе, что если и завтра он не придет, она сама решится наконец пойти к нему… Но так и не решилась; боялась, что ее такой внезапный приход рассердит, раздосадует его… Она каждый день ждала, но когда он пришел, это было неожиданно… Она увидела, как он похудел, какие тревожные стали у него глаза. Смерть отца, тяжело пережитая, обострила болезнь Андреаса; он чаще жаловался на боль в висках и в переносице, о чем-то затаенно тревожился, плохо ел и мало спал. Иногда вовсе не хотел дома садиться за стол. Мать приносила еду к нему в комнату; он съедал что-нибудь машинально, словно и не понимал, углубленный в свои какие-то мысли, зачем он это делает…
