— Спасибо, миледи, — более сильным голосом произнесла Геарта.
Лошадей, приведенных из «Герольда»и из дома, привязали к экипажу и впрягли в него, готовясь к отъезду. Капитан перенес Геарту в экипаж и уложил на сиденье. Она была слаба, но сумела выпить вино с яйцом, приготовленное Блейз. Вместе с лошадьми слуги привезли из постоялого двора припасы и рассчитались с хозяином. Все с аппетитом закусили, но Блейз, помня о переедании прошлым вечером и не забывая о том, что ей придется трястись в экипаже, отказалась от еды, не желая раздражать желудок. Кому-то надо было сидеть с Геартой, и Блейз не могла просить об этом слуг, поскольку они и так достаточно помогли ей за последние два дня.
Она обреченно забралась в коляску, приготовившись терпеть долгие мили пути к Риверс-Эджу. Кучер уселся на козлы, и экипаж тронулся с места. Энтони так и не заговорил с ней. Блейз надо было столько сказать ему, а он не дал ей ни малейшего шанса. Внезапно ей пришло в голову: прося мужа о помощи, она подвергала его опасности. Блейз понятия не имела, болел ли Энтони потницей.
Что, если она заразила его и теперь он умрет? Беспокойство терзало ее, пока коляска колыхалась на ухабах дороги. Если бы только Энтони объявил привал, и она смогла расспросить его! Блейз неловко поерзала на сиденье. Несмотря на открытые окна, в экипаже было душно. Струйки пота сползали по ее спине. Напротив на сиденье мирно похрапывала Геарта. Блейз распустила шнуровку лифа — здесь ее никто не видел, а перед привалом она успела бы привести себя в порядок.
Следовавший во главе кавалькады Энтони молча благодарил Бога за то, что Блейз жива. Когда прибыли посыльные, он пришел в ужас. Все, что ему хотелось теперь, — благополучно доставить Блейз домой. Он покачивался в седле, погруженный в свои мысли, пока капитан не подъехал и не крикнул, пересиливая грохот копыт:
— Милорд, пора остановиться! Лошадям нужен отдых, иначе они долго не протянут!
Эрл подал кавалькаде знак остановиться, прислушавшись к совету капитана. Мужчины спешивались, разминали ноги, а Энтони направился к экипажу, проведать жену и Геарту. Геарта еще дремала, но Блейз, уже успевшая зашнуровать лиф, была беспокойна.
— Этот экипаж невыносим, — пожаловалась она. — Я умираю от духоты. Геарта сможет побыть одна несколько часов. Я хочу ехать верхом. Тони!
— А ты не устала? — встревожился он, отмечая, как покраснели щеки Блейз.
— Нет.
— Я велю оседлать твою лошадь, — решил он. — Хочешь вина? — И он вытащил кожаную фляжку, которую носил за поясом.
Блейз жадно отпила несколько глотков.
— Как мне хочется пить! — воскликнула она, возвращая мужу фляжку. — Ты был прав: мне не терпится помыться в прохладной ванне — сегодня слишком уж жарко для мая.
Они отдыхали почти час, пустив коней пастись на лугу у дороги. Геарта проснулась, выпила немного вина и съела смоченный в нем кусочек хлеба, прежде чем вновь задремать. Капитан велел одному из младших слуг сесть в экипаж и присматривать за выздоравливающей горничной.
— Нельзя оставлять ее одну, миледи, — объяснил он, и Блейз согласилась.
Кавалькада снова двинулась в путь, и сначала ветер освежил Блейз, но к вечеру, когда солнце уже снижалось над холмами, ей снова стало жарко. Более того — жар усиливался с каждой минутой, а по спине побежали струйки пота.
— Энтони! — Она едва услышала собственный голос сквозь топот копыт. — Энтони! — У нее закружилась голова, она чуть не выпустила поводья и обмякла, прижавшись к лошадиной шее. Один из слуг, ехавших позади нее, бросился вперед, доложить эрлу.
Энтони обернулся на отчаянный крик слуги и увидел, что Блейз с трудом удерживается в седле. Осадив коня, он подхватил болтающиеся поводья лошади Блейз, спешился и успел поймать ее за секунду до того, как Блейз свалилась на землю.
— Блейз! Блейз! — растерянно звал он. — Что с тобой, мой ангел?
— Жарко, — пробормотала Блейз, не открывая глаз. — Мне так жарко. Тони.
— О Господи… — прошептал Тони, — у нее потница!
— Давайте я отнесу ее в экипаж, милорд. Не хватало еще, чтобы и вы заразились! — предложил капитан.
— Нет, я не заражусь, — возразил его хозяин. — Я перенес потницу в юности. — Он отнес Блейз в экипаж и положил на сиденье.
Путешествие продолжалось, но на этот раз с лихорадочной поспешностью. Геарта понемногу поправлялась, а Блейз только начинала бороться с болезнью. Требовалось как можно скорее доставить ее домой. Капитан отправил вперед двух посыльных, чтобы предупредить слуг.
Взошла луна и ярко осветила дорогу. Постепенно местность вокруг становилась все более знакомой, и наконец впереди появились владения Лэнгфорда. Кавалькада галопом пронеслась через спящие деревни, торопясь доставить свой драгоценный груз домой и избрав более короткую дорогу вдоль реки. Воды Уая, посеребренные лунным светом, создавали иллюзию покоя. Наконец впереди показался дом с освещенными окнами — в Риверс-Эдже с тревогой ожидали прибытия хозяев.
Слуги высыпали из дома, едва они подъехали к крыльцу. Дверцы экипажа распахнули прежде, чем Энтони успел спешиться, бережные руки подхватили графиню и вынесли ее наружу, а затем помогли слабой Геарте.
Блейз унесли в ее спальню и уложили в заранее приготовленную постель. Рой служанок суетился вокруг, раздевая Блейз и переодевая в сухую рубашку.
— Девушки будут сидеть у постели ее светлости всю ночь, милорд, — объявила мистрис Эллис, экономка.
— Нет, — покачал головой Тони, — я сам буду ухаживать за ней. — Он сбросил дорожный плащ и камзол. — Принесите мне все, что понадобится, скажите, что я должен делать, и пусть поблизости остаются только те, кто уже перенес болезнь.
— Милорд, не мужское это дело — ухаживать за больной женщиной, — упрекнула мистрис Эллис.
Энтони вскинул голову, и его глаза наполнились такой болью и страхом, что экономка попятилась.
— Она — моя жена, — просто ответил он и пододвинул кресло поближе к постели. «Какая она маленькая», — думал он, глядя на Блейз. Когда ее тело начинало содрогаться, он испытывал острую боль. Он вспоминал, как в юности переболел потницей вместе с Эдмундом — оба они почти не страдали, болезнь не продлилась и двух дней, но множество людей тогда умерло.
Блейз не может умереть. Этого не будет! Он должен так много сказать ей. Им предстоит еще столько сделать вдвоем. Она — его жизнь. Она — сердце Лэнгфорда. Бог не отнимет ее у детей, у мужа, у слуг. Энтони осторожно вытирал пот с лица Блейз и вновь клал влажную ткань ей на лоб.
Жарко… жарко… почему так жарко? Блейз недоумевала. Еще никогда лето в Эшби не бывало таким жарким. Мама!
Где же ее мама? А Блисс? И Блайт? Где мама? Должно быть, кормит малыша — в доме всегда есть малыш. Этого назвали Дилайт. Отец Иоанн разгневался, когда мама объявила ему, как будут звать девочку. А мама рассмеялась, объяснив, что ребенка надо окрестить как Мэри-Дилайт — точно так же, как ее другие дочери были крещены Мэри-Блейз, Мэри-Блисс и Мэри-Блайт. Мама считает, что Мэри — лучшее из имен святых.
