и истечению ее, послали к царю хазарскому и понесли ему деньги и добычу по их уговору. Ларсия же и другие мусульмане из страны Хазар узнали об этом деле и сказали хазарскому царю: “Позволь нам (отомстить), ибо этот народ нападал на страну наших братьев-мусульман, проливал их кровь и пленил их жен и детей”. Не могши им препятствовать, царь послал к русам и известил их, что мусульмане намереваются воевать с ними. Мусульмане же собрались и вышли искать их при входе в Итиль по воде. Когда же увидели они друг друга, русы вышли из своих судов. Мусульман было около 15 000 с конями и вооружением, с ними были также многие из христиан, живших в Итиле. Три дня продолжалось между ними сражение; Бог помог мусульманам против русов, и меч истребил их, кто был убит, а кто утоплен. Около же 5000 из них спаслись и отправились на судах в страну, примыкающую к стране Буртас, где они оставили свои суда и встали на суше; но из них кто был убит жителями Буртаса, а кто попался к мусульманам в стране Бургар, и те убили их. Сосчитанных мертвецов из убитых мусульманами на берегу Хазарской реки было около 30 000. С того года русы не возобновили более того, что мы описали» [42].
Рассказ Аль-Масуди, при всей своей кажущейся подробности и достоверности, оставляет массу вопросов, если попытаться представить, как же оно все происходило в реальности. Писатель, сочиняющий роман, должен поставить перед собой много вопросов обо всех сторонах и деталях похода и дать на них убедительные ответы: одни найти, другие домыслить.
Начнем с главного: кто был вождем этого похода, по чьей воле он произошел?
Как мы видим, о предводителях войска или о правителях Руси источник ничего не пишет. Едва ли это могли знать информаторы Аль-Масуди: переговоров никаких, видимо, не было, а в ходе грабежей вожди никому не представлялись. Ну или жители не запомнили непривычные имена, которые как-то могли до них дойти. В соответствии с традиционной, основанной на «Повести временных лет» хронологией этот поход должен быть отнесен к эпохе Игоря, который в 912 году сменил на киевском столе Олега Вещего. Но, как известно, летописные даты расставлялись, во-первых, двести лет спустя после этих событий, а во-вторых, исходя из уже имеющейся концепции, согласно которой на Руси изначально правил род, состоявший из Рюрика и Игоря, в родственники-воеводы которым записали и Олега. То есть летописцам пришлось почти сто лет (от прихода Рюрика до смерти Игоря) распределить всего между тремя князьями, из которых первый явился на Русь лишь в конце жизни. Эта тема сама по себе очень велика, но краткий вывод таков: нам вовсе не обязательно считать, что Игорь непосредственно сменил Олега и что это произошло именно в 912 году. Как пишет Алексей Толочко в работе «Очерки начальной Руси», летописец XII века основывал свою хронологию на попавших к нему в руки копиях договоров руси с греками и, ничего не зная о деятельности князей за пределами этих договоров, «убивал» их на следующий год. Это правило верно и для Олега, и для Игоря, и для Святослава. А следовательно, в реальности в 912–913 годах на престоле в Киеве мог находиться как сам Олег, так и иные, неизвестные нам лица.
Как я уже отмечала, об Игоре Старом и его эпохе пишут мало. В плане взаимоотношений Руси с Хазарией писатели предпочитают эпоху Святослава, дающую возможность описать «разгром каганата». Игорю, с его традиционной репутацией неудачника, и в отношениях с хазарами приписывают разгром, хотя и весьма полезный: он дал Святославу повод к мести хазарам за отца. Поход же на Каспий, во-первых, отсутствует в летописи, которая и сейчас еще прочно держит картину истории в наших головах, во-вторых, произошел где-то далеко и не в оборонительных целях, а в-третьих, закончился плохо. Вот причины его непопулярности.
Чем был вызван этот поход и почему именно в это время? В раннем Средневековье война считалась хорошим способом обогащения, поэтому, если есть силы и возможности взять добычу, никакой другой причины не требуется. Но сама идея того, что русь (кто бы она ни была) совершила грабительский заморский поход (да еще и на территорию бывшей союзной республики), противоречит традиционному взгляду, согласно которому русы вели только оборонительные войны. Когда они отправлялись в заграничные походы, писатели этому подбирали обоснования типа необходимости мстить за обиды и нарушения договоров (даже если эти обиды и нарушения им приходилось выдумывать, подтягивая друг к другу события, в реальности разнесенные на сто, а то и на тысячу лет, как это делал Семен Скляренко). Кроме обычного для героической эпохи желания получить славу и добычу, у каспийского похода, скорее всего, были и политические причины: он был выгоден и Византии, с которой Олег незадолго до того заключил договор (в нем могли иметься тайные статьи или просто Олег хотел показать себя ценным союзником), и хазарам, которые уже долгое время с переменным успехом сами воевали с каспийскими мусульманами и лет на десять ранее безуспешно осаждали Дербент. Так что мотив мусульманской гвардии хазар «месть за единоверцев» выглядит неубедительно: война их официального нанимателя-начальника с этими единоверцами их не огорчала, да и, коли они так болели за каспийских мусульман, выступать против русов имело смысл по пути туда, пока они еще никого не убили, а не обратно. Так что и это нападение тоже, скорее всего, мотивировалось, во-первых, корыстью, а во-вторых, политикой, то есть желанием Хазарии ослабить слишком бойкую русь.
По сведениям Масуди, русы заходили со стороны Черного моря. В этом случае их маршрут выглядел бы так: Киев – вниз по Днепру – в обход Крыма по Черному морю – Керченский пролив – Азовское море – Нижний Дон – переволока на Волгу – вниз по Волге сперва до Итиля, потом собственно до Каспийского моря. Перед Керченским проливом стояла крепость Таматарха (Тамань), где им и следовало спросить разрешения двигаться дальше. Путь только от Киева до Таматархи составил бы более двух тысяч километров. Трудно судить, удобен ли он был (например, в плане обеспечения многотысячного войска питьевой водой на морском маршруте вокруг Крыма). Если русы спокойно прошли мимо византийских владений в Крыму, это подкрепит версию о политическом участии Византии.
Но не исключена и совсем другая возможность. У другого арабского ученого, Ибн Исфендияра, описывается, как на эти же края русы делали набеги (в меньшем числе, на 16 кораблях) чуть ранее, в 909–911 годах. Так, может, эти «русы
