Фаллон прикоснулась к его щеке и негромко спросила:
— Как мы назовем сына?
Несколько мгновений Аларик колебался.
— Я не думаю, что будет разумно называть его в честь твоего отца, хотя уверен, что тебе хочется именно этого.
Фаллон покачала головой.
— Я совсем не хочу, чтобы Вильгельм мстил ему за то, что он носит имя деда!
— Фаллон, Вильгельм не имеет зла против тебя.
Ей не хотелось говорить о Вильгельме.
— Я думала о Роберте, отце моей матери. Пусть будет Робертом, как его прадед, — сказала она. — Пока он мал, можем звать его Робин.
— Что ж, пусть будет Робином.
Она застенчиво улыбнулась, испытывая удивительное чувство покоя. Глаза у Аларика блистали и искрились. Фаллон решилась обнять его за плечи, притянула к себе, и они нежно поцеловались. Стук в дверь вынудил их прерваться. На пороге стоял отец Дамьен.
Он улыбнулся Фаллон.
— Мне очень хочется взглянуть на ребенка. Надеюсь, мальчик.
— Да, сын.
Малыш уставился на священника и стал пускать пузыри. Фаллон протянула отцу Дамьену ребенка. Пока он благословлял Робина, Эдит сообщила Аларику, что его ждут в зале. Аларик и мать ушли, и Фаллон осталась наедине со священником.
— Он будет нашей гордостью, — сказал отец Дамьен, укладывая ребенка в колыбель. — Он не уступит отцу в росте и силе… Мощь Нормандии соединится в нем с древней мудростью саксов. Для него нет завоевателей и побежденных, есть лишь отец и мать. Он принесет милосердие и справедливость этой стране.
Фаллон завороженно смотрела на священника. Ей хотелось знать будущее и в то же время было жутковато слушать предсказания.
— Дерево срастается. Пришли дьяволы, демоны и пожары, как предвидел Эдуард Исповедник. Говорят, что комета предвещала смерть моего отца… Скажите, отец, принесет ли этот ребенок мир?
Священник долго молчал..
— Мир не приходит сразу после жестокости войны. Нужно много лет, чтобы залечить раны. — Отец Дамьен вздохнул. — Жизнь возьмет свое, но это будет длительный и мучительный процесс. Культуры встречаются и сталкиваются. Добропорядочные люди, верящие в Бога, все еще гибнут. Но ты не должна терять веру, Фаллон. Вначале мир наступит между мужчиной и женщиной, поскольку они тянутся друг к другу.
С этими словами он поклонился и вышел из комнаты.
Фаллон откинулась на подушки, наблюдая за колыбелькой. Глаза Робина были закрыты, он снова заснул. Некоторое время Фаллон не могла думать ни о чем, кроме того, что безумно любит его. Но затем она вспомнила слова отца Дамьена, и ею овладела глубокая печаль. Не было сомнений, что с войной пока не покончено. Ничего не было слышно о братьях. О своих притязаниях могли заявить скандинавские короли и князья, а пока жив Эдгар Ателинг, люди могли объединиться вокруг него. И пока немалая часть Англии лежит опустошенная и кровоточащая, душа Фаллон также будет кровоточить.
Она может любить Аларика, может быть его женой. Но существует ли подлинный мир между ними?
Робина крестили в тот же день. Фаллон еще не могла подняться. Она была удивлена тем, что Вильгельм и Матильда пожелали быть крестными мальчика, но быть крестником короля почетно и выгодно, и она не стала возражать. Хэмлин и его дочь Джин стояли в качестве доверенных лиц отсутствующих крестных родителей, и Эдит заверила Фаллон, что крещение прошло весьма торжественно и в полном соответствии с английскими традициями. Фаллон улыбнулась и приняла маленького христианина в свои объятия. Она была очень горда, потому что ему не было еще и одного дня от роду, а он уже смотрел на нее ясными и любопытными глазками. Судя же по крику, младенец будет богатырем.
До Фаллон доносились звуки разгульного веселья — там шел пир, пока отец Дамьен не вернулся, как обещал, в Нормандию. Кто-то играл на лютне, слышались раскаты смеха. Фаллон улыбалась, глядя на малыша и Милдред, которая находилась при ней. А там, внизу, пили рыцари — Роже Боклар, Фальстаф и Ролло, а также Хэмлин, Хат и Ричард. Там была и ее мать. Фаллон знала, что Англия лежит в руинах, а многие англичане живут в нищете. Повсюду возникали новые замки, призванные укрыть нормандских землевладельцев от гнева покоренного народа.
Однако здесь, в Хейзелфорде, никто не делал из людей рабов. Аларик стал землевладельцем, но его арендаторы были свободными людьми.
Возможно, Фаллон не сможет изменить судьбу Англии. Однако здесь вместе с Алариком ей удастся создать волшебный мир, о котором они говорили, откуда навсегда уйдут война и голод.
Фаллон смежила глаза и незаметно заснула. Через какое-то время, когда огонь в камине почти совсем догорел, она проснулась от плача сына. Она едва успела открыть глаза, как плач прекратился; Фаллон в полутьме различила Аларика, который держал Робина на руках.
— Кажется, у него характер матери — он не желает смиряться.
Фаллон приняла ребенка из отцовских рук, приложила его к груди и с улыбкой возразила:
— Думаю, характер у него отцовский.
— Нет, леди. Я спокойный. Это ты ведьма. — Он поцеловал Фаллон в лоб. — Я позову мать, чтобы она посидела с тобой.
— Стоит ли? — шепнула она.
— Да, Фаллон. Робину всего лишь один день, и тебе не следует вставать так рано.
Фаллон поймала его руку.
— Пожалуйста, Аларик, останься со мной.
— Фаллон, не надо. Тебе нужен отдых. Я боюсь растревожить тебя.
Некоторое время она молчала, боясь выдать свои чувства. Однако под покровом темноты она решилась и тихо сказала:
— Мой господин, не покидай меня, пожалуйста. Мне тревожно, когда ты не со мной, и спокойно, когда ты лежишь рядом.
Аларик помолчал и затем снова поцеловал ее в лоб.
Она слышала, как он в темноте разделся и лег на кровать рядом с ней. Пока Фаллон кормила Робина, муж нежно обнимал ее.
Фаллон заснула первой. Аларик отнес ребенка в колыбель. Отец смотрел на сына, а сын серьезно наблюдал за отцом.
— Я думаю, что глаза у тебя английские, мой мальчик, — доверительно сказал Аларик сыну. — Жаль, что ты не встретился со своим дедом. Его будут поносить. Нам придется защищать правоту того, что мы сделали здесь. Историки Вильгельма скажут, что Гарольд захватил трон, что он был авантюристом, что он нарушил клятву, данную Вильгельму… Но я скажу тебе, Робин, что он был храбрый и сильный человек. Больше того, он был одним из светлейших умов Англии. Просто какая-то сила, более могучая, чем людская воля, решила судьбу страны. И ты, мой сын, часть этой силы. Я молюсь о том, чтобы ты в один прекрасный день это понял.
Робин внимательно слушал отца, и веки его постепенно тяжелели. Вскоре он погрузился в сон, а Аларик вернулся к спящей Фаллон и нежно обнял ее.
Через некоторое время сон сморил и его.
