Джесси рассказал, как они с Джимом начали работать– пробивали туннели, строили эстакады и даже укладывали рельсы, прежде чем взялись за свою собственную железную дорогу. Они начали с одной тупиковой ветки, так как к тому времени поняли, что деньги не заработаешь на укладке рельсов, а только на самих деньгах. Она увидит это, сказал он, когда приедет в Колорадо Спрингс, где все железнодорожные магнаты строят себе особняки.
– Ты тоже? – спросила Абигейл.
– Нет, – рассмеялся он, он не относился к числу таких людей. Кроме того, его железная дорога была не такой уж большой. Джесси много рассказывал о том, как фотография превратилась для него из развлечения в дело жизни.
К тому времени он совсем низко съехал на стуле, положил ногу на ногу на решетку, умиротворенный и сонный. Он спросил:
– Теперь ты веришь мне?
– Да, думаю, верю.
Потребовалось много времени, чтобы он услышал от Абигейл эту фразу, много времени и еще больше непонимания.
Они сидели, молча прислушиваясь к завывающим ночным звукам.
– Уже очень поздно, – произнесла наконец Абигейл, – думаю, тебе пора идти, или мой фотограф увидит завтра одну из самых помятых на вид невест.
Джесси засмеялся, припомнив:
– Совсем как в первый раз, когда я увидел тебя, о господи, в каком ты была виде, Эбби!
– Ты, без сомнения, за словом в карман не полезешь.
Их обоих охватила лень. Они повернули головы так, чтобы можно было смотреть друг на друга.
– Не делай из меня дурака, Эбби, – тихо сказал он.
Он никогда не изменится, поняла она. Он всегда будет издеваться. Он не для нее.
– Я рад, что мы поговорили, – сказал он, в конце концов усаживаясь прямо, потягиваясь и широко зевая.
Она, уставшая, последовала его примеру.
– Я тоже. Но, Джесси.
– М-м-м? – проговорил он, посмотрев на Абигейл Его руки безвольно лежали между колен.
– Не мог бы ты незаметно прошмыгнуть в свою комнату, в противном случае мне придется срочно выдумывать объяснения для Дэвида.
– Только дурак не спит в такое время. Мне незачем шмыгать.
– Но ты постараешься, чтобы тебя не заметили?
– Да, Эбби.
И еще раз он воздержался от остроты.
Затем, сидя на самом краю ст ула и вытянув сцепленные руки вперед перед собой, он напряг каждую мышцу своего тела в том сотрясающем, содрогающем, растягивающем движении, которое включает и ноги, и живот, и шею, и руки, и даже голову. Абигейл уже видела сотни раз, как он это делает.
Воспоминания.
Потом он сложился пополам и начал медленно натягивать ботинки. Наблюдая за ним, Абигейл вспомнила, как однажды помогла ему это сделать.
Он встал. Потянулся снова. Заправил рубашку. Абигейл поднялась и неуверенно встала рядом с ним.
Джесси засунул большой палец за пояс и стоял, глядя на нее.
– Думаю, меня не пригласят на свадьбу, да?
Абигейл поборола дикий стук сердца и улыбнулась.
– Мистер Дюфрейн, вы невыносимы.
Не спуская с нее глаз, Джесси взял куртку со спинки стула и набросил ее на плечи. Абигейл, сцепив руки, наблюдала за каждым его движением.
Куртка была надета. Но вместо того чтобы застегнуть ее, Джесси взялся за отвороты и так и застыл, не делая ни малейшего движения к двери.
– Ну... – произнес он в пустоту. Абигейл улыбнулась и пожала плечами.
– Ну... – повторила она бездумно.
Их глаза встретились. Никто из них не улыбался.
– Можно перед уходом поцеловать невесту? – спросил он хрипловатым голосом.
– Нет! – воскликнула Абигейл слишком поспешно и, отступив на шаг от Джесси, наткнулась на стул позади нее. Джесси протянул руку к ее локтю, чтобы предотвратить ее падение, потянул медленно-медленно на себя, в пушистый отворот куртки. Его руки обхватили затылок Абигейл, удерживая ее рядом, глаза ее закрылись.
Эбби, подумал он, моя маленькая колибри. И точно так же, как сердце колибри, которое бьется быстрее, чем у всех живых существ, Абигейл Маккензи, казалось, хочет вырваться наружу.
Стоя рядом с Джесси, она чувствовала себя совсем по-другому, чем рядом с Дэвидом. Куртка Джесси была толстой, но даже через нее Абигейл ощущала, как бьется его сердце.
– Будь счастлива, Эбби, – сказал он.
Она крепко зажмурилась, в мягкую кожу шеи врезалась пуговица.
– Я буду, – сказала она, уткнувшись в овчину и прислушиваясь к стучащему сердцу Джесси.
Его большая рука зарылась в ее волосах, лаская их, приглаживая вниз к шее, натягивая их, делая почти больно. Джесси прижал Абигейл к себе на последнюю секунду.
Потом он отступил назад, опустил руки, касаясь рук Абигейл, и взял ее за ладони. Испытующе глядя в завороженные глаза Абигейл, он приложил ее ладони к своим щекам, так что большие пальцы Абигейл оказались на концах его черных усов. Глаза Джесси закрылись на мгновение, и веки задрожали. Открыв их, он сказал так тихо, что Абигейл едва смогла расслышать:
– Пока, Эб.
Абигейл вдруг захотелось, чтобы ее руки так и лежали на его темном, теплом лице, кололись об усы, касались его глаз, двигались вниз по его телу, которое она очень хорошо помнила. Но Джесси сжал больно ее руки, она сглотнула и сказала, глядя ему в глаза:
– Пока, Джесс.
Затем он отошел в сторону и встал, глядя на нее все то время, пока медленно застегивал куртку и поднимал воротник. Он подошел к двери. Она открылась, и у ног Абигейл закружился снег.
В тишине, воцарившейся после того, как захлопнувшаяся дверь словно отсекла кусок холода, Абигейл снова прошептала в пустоту слова прощания.
Когда на следующее утро Эбби проснулась и увидела в зеркале свое осунувшееся лицо, она обрадовалась, что Дэвиду не представится случая увидеть ее в таком виде. Они договорились, что она в течение дня не появится в магазине, так что они встретятся не раньше семи вечера, когда он придет, чтобы проводить ее до церкви, где они устроят репетицию свадьбы.
Глядя на свое отражение, Абигейл пришла к выводу, что лицо ее ужасно, и нервы – на пределе. Надо было срочно что-то делать.
На лицо она наложила ломтики лимона и стала выглядеть намного лучше. Предательские припухлости и тени под глазами удалось уменьшить с помощью пригоршни снега. Приняв ванну и причесавшись, Абигейл почувствовала себя более или менее по– человечески.
Но как же с нервами?
Размышления о Джесси определенно не помогали успокоить их, но отогнать воспоминания она не могла. Абигейл заканчивала прическу. Вчера вечером Джесси был совсем другим.
Забудь о нем, Абигейл Маккензи!
Она заставила себя думать о Дэвиде, о магазине, о фотографе, о вечерней репетиции, о приеме. Медовый месяц. На мгновение ее мысли вновь обратились к Джесси, но она их быстро отбросила.
