Роулингс упал на сломанную руку, заорав от боли, но Мереуин не стала ждать, чтобы посмотреть, сильно ли он пострадал. Перекатившись на здоровый бок, она рывком поднялась и побежала. Уильям, пошатываясь, встал и, изрытая проклятия, пустился вдогонку, неловко и странно изогнувшись, припадая на одну ногу.
Мереуин завизжала от страха, озираясь в поисках лошади, пока не поняла, что та исчезла. Верхом она сумела бы скрыться от слюнявого урода, тащившегося за ней, а так, с простреленным плечом, ослабевшая от потери крови, она оказывалась в равном с ним положении. Оглянувшись через здоровое плечо, Мереуин увидела, что он приближается, и вновь завизжала.
– Мереуин!
Полными слез глазами она смотрела на двух огромных темноволосых всадников, лица которых расплывались в тумане. Тот, что слева, выхватил из-за пояса два страшных пистолета и выстрелил, прежде чем остальные успели обнажить оружие. Мереуин обернулась в тот самый миг, когда тело Уильяма дернулось, принимая пули, на лице отразилось удивление, и он молча упал наземь.
– Мереуин, Боже мой, ты цела?
Она повернулась на звук знакомого голоса и радостно закричала, увидев Александра, который спешил к ней, протянув руки, с лицом, выражавшим смесь отчаяния и облегчения.
– Алекс, о Алекс!
Мереуин побежала к брату, не замечая стоявшего рядом с ним маркиза, и упала в его объятия.
Иен смотрел на них молча, не шевелясь, чтобы не помешать встрече, и этот пристальный взгляд не упускал ни одной детали. Голова Мереуин непокрыта, спутанные золотые кудри падают на спину, ладони исцарапаны, амазонка безнадежно изодрана. Но больше всего его тревожила кровь на плече, проступавшая сквозь бархатный рукав, и он шагнул вперед, заботливо и нежно тронул ее за руку:
– Мереуин, ты серьезно ранена. Позволь мне увезти тебя в Равенслей.
Она оглянулась, и Иен болезненно сморщился при виде этого бледного исцарапанного личика. Неудержимое желание прижать ее к себе, убедиться, что она действительно в безопасности, что она снова с ним, охватило его. Он протянул руки, но Мереуин отпрянула и прижалась к Александру в поисках защиты.
Впервые в жизни Иен растерялся.
– Мереуин, позволь мне увезти тебя домой, – повторил он. – Надо позаботиться о твоем плече.
Мереуин еще крепче прижалась к брату, вцепившись в лацканы его куртки.
– Алекс, пожалуйста, позволь мне ехать с тобой.
– Конечно, моя радость, – ответил Александр, бросив на зятя недоуменный взгляд.
Чувственные губы Иена сжались, он ощутил вдруг неимоверную усталость, навалившуюся на плечи. Бросив взгляд на хрупкую, дрожащую фигурку жены, на решительно вздернутые плечи, он в первый раз осознал, что к прошлому возврата нет. С каменным лицом маркиз повернулся к слугам, ожидающим молча в стороне, и приказал забрать тело Уильяма Роулингса.
Александр вскочил в седло, и Иен, так же молча, поднял Мереуин на руки и бережно усадил перед ним. Их лица оказались на одном уровне, серые, полные страсти глаза встретились с темно-синими, наполненными болью. Мереуин первая отвела взгляд. Александр развернул коня и направил его к дороге. Мереуин, уткнувшись лицом ему в грудь, больше не думала о высоком человеке, который стоял бессильно опустив руки, и смотрел им вслед стальными лишенными надежды глазами.
Тонкая завеса тумана закрыла вершины гор, протянула серебристые нити через долины, осела каплями влаги на листьях папоротника-орляка, прозрачной дымкой заволокла окна замка Кернлах. Из овчарни на склоне горы эхо доносило лай собак и блеяние овец, запертых на ночь в загонах. Воздух был зябким и влажным, предвещая осень, позолотившую уже иглы огромных лиственниц, окрасившую пурпуром вереск.
Мереуин сидела в уютном кабинете в ожидании возвращения с холмов Малькольма, на коленях у нее лежала тяжелая книга, худенькие плечи согревала чудесная шевиотовая шаль. Она уже целый час переворачивала страницы, но не улавливала смысла того, что читала, и, в конце концов, сдалась, вздохнула, закрыла тисненый кожаный переплет и отложила книгу в сторону.
Они с Александром вернулись в Кернлах неделю назад, проведя две недели в Равенслее, где Мереуин держали в постели, пока плечо не зажило до такой степени, чтобы она могла выдержать дальнюю дорогу. За все это время она не видела Иена даже мельком. Его и Александра несколько раз вызывали к мировому судье в связи с расследованием смерти Уильяма Роулингса и похищения Мереуин в Глазго.
Марти постоянно хлопотала около нее, часто заходил Александр, а про Иена она не спрашивала, Алекс о нем не упоминал, и Мереуин заключила, что муж вообще не желает ее видеть. Она втайне надеялась, что теперь узнав, как ошибался, он придет, но дни шли, его не было, и Мереуин поняла: его проклятая гордость разлучила их. По ночам она часто слышала его шаги в смежной комнате, за соседней дверью подолгу горел свет, но Иен ни разу не приоткрыл дверь, чтобы взглянуть на нее.
Мереуин твердила себе, что ей все равно, что она никогда не простит ему боль, которую испытала, когда он посмеялся над ее любовью. Оказывается, ему требовались прядильни, и нежелание видеться с ней, разумеется, означало, что в ту ночь он сказал правду. Со временем боль в плече прошла, но боль в сердце не утихала.
Когда врач объявил о готовности Мереуин выдержать путешествие, она была уверена, что Иен, по крайней мере, придет попрощаться, однако бежали часы, приближался отъезд, а он все не шел. Погрузили багаж, заплаканная Марти обняла ее, предварительно поудобнее устроив в карете, а маркиз так и не появился. Мереуин даже не знала, дома ли он, потому что расследование тянулось бесконечно, и Александр два дня назад обронил фразу, что Иену придется ехать в Лондон по этому делу. А она все равно вглядывалась полными надежды глазами в каждое окно, мимо которого проезжала карета, но бесполезно, и оставалось лишь глотать слезы под испытующим взглядом Александра. Путешествие длилось бесчисленное количество дней и ночей, поскольку передвигались они медленно, плечо после долгих часов тряски в карете болело, но Мереуин ни разу не пожаловалась. Александр часто вглядывался в бледное личико сестры, обеспокоенный темными кругами под полными грусти глазами, и понимал, что улыбки в ответ на его старания поднять ей настроение как минимум наполовину притворные.
А потом они приехали домой, и при виде вздымающихся над круглыми изумрудными холмами башен Кернлаха глаза Мереуин наполнились слезами. Встретивший их безмерно счастливый Малькольм оказался старше и серьезнее, чем помнила Мереуин. Ответственность за положение дел в компании не позволила ему сопровождать Александра в Англию, и Мереуин с радостью отметила в нем это новое качество – сознание своего долга.
