— Прикройся, — бросил он мне, устало отстраняясь от меня. — А то ты похожа на шлюху.
Он уже потянулся к своим свиткам и восковым табличкам. Я томно подняла руку и спрятала тело под складками шелка.
— Кстати, — произнесла я как бы невзначай, — ты действительно должен что-то сделать с этим своим астрологом. Он совершенный грубиян. Я трижды просила его составить мне гороскоп, и он трижды оставлял без внимания мою просьбу.
— Он видит будущее столь же четко и ясно, как мы все видим свое прошлое, — ответил мой возлюбленный, даже не оторвав глаз от свитков. — Такой глаз, как у него, стоит всего золота Египта!
— В таком случае у него ужасно грубый глаз. Он вечно злобно смотрит в мою сторону.
— А ты не смотри в его сторону.
— Ты сегодня не в духе, господин и бог. — Я перевернулась на живот и подложила под подбородок кулак. Волосы волнами рассыпались, закрыв мне лицо. — Значит, ты держишь подле себя этого астролога из-за его острых глаз. А по какой причине ты держишь подле себя этого гадкого мальчишку, сына Теи?
Собственно говоря, именно это мне и хотелось узнать.
— Неужели тебе приятно на каждом шагу сталкиваться с живым напоминанием о ней? — задала я новый вопрос, когда мой предыдущий не был удостоен ответом.
Домициан перевернул табличку и принялся быстро что-то на ней чертить.
— Господин и бог, ты слышишь меня? — Я пощекотала пальцами ему запястье.
Он отдернул руку.
— Отправляйся к себе. И заодно пригласи сюда моих секретарей.
Оскорбленная в лучших чувствах, я соскользнула с ложа и заплетающимися от зелья пальцами кое-как надела через голову платье. После чего, соблазнительно покачивая бедрами, вышла вон. Домициан даже не окликнул меня. Впрочем, перепады настроения с ним случаются часто, а после казни весталки стали еще чаще. Впрочем, не стоит обращать внимания. В следующий раз я сделаю все для того, чтобы он о ней забыл.
— Смотри под ноги! — раздался у моих ног чей-то голос.
Я подскочила от неожиданности. В середине коридора за дверью личных покоев императора на мозаичном полу сидел, скрестив ноги, сын Теи, и катал в одной руке пару грязных игральных костей. Он вопросительно посмотрел на меня снизу вверх.
— Сыграем? — неожиданно предложил он.
Краем глаза я заметила обычную толпу придворных и вольноотпущенников. Они тотчас навострили уши и вытянули шеи, глядя на двух любимчиков императора.
— Почему бы нет? — ответила я нарочито приветливым голосом и, взяв у него кости, бросила их как можно дальше от того места, где он сидел.
Мальчишка посмотрел на то, как они упали, и присвистнул.
— Да, не везет тебе, Лепида.
— Можно подумать, ты что-то понимаешь в везении.
— Мне оно досталось от матери, — пожал плечами сын Теи. — Все евреи появляются на свет везучими, иначе бы их уже давно не было на свете.
— А что ты скажешь про своего отца? Разве ты не унаследовал от него половину своего везения? — улыбнулась я. — Или гладиаторы уступают в везении евреям?
Мы в упор посмотрели друг на друга. А чтобы доставить зрителям большее удовольствие — ведь фавориты императора всегда находятся в окружении зрителей, я похлопала его по голове. Он тотчас, словно пес, попытался схватить меня за пальцы, но я успела отдернуть руку и сделать шаг назад. Осторожность не помешает. Особенно, с таким, как он. Ведь отец этого дикаря — Варвар.
Я бросила быстрый взгляд через плечо. Сын Теи положил два пальца в рот и издал такой пронзительный свист, который заставил повернуть головы всех, кто был рядом, — и рабов, и вольноотпущенников, и придворных.
— Мой тебе совет, Лепида: моли судьбу изменить ее решение, — крикнул он. — Если не хочешь, чтобы тебя поимели как последнюю шлюху.
До моего слуха донеслись сдавленные смешки.
— Марк? — Кальпурния с улыбкой просунула голову в дверь библиотеки. — Почему ты сидишь в темноте?
— Да вот просто сижу и наслаждаюсь весенним закатом, — улыбнулся в ответ Марк. — Не хочешь присоединиться ко мне?
— С удовольствием! — Кальпурния взяла табурет и села ближе. — Только вот закат почему-то у тебя за спиной, а ты сам сидишь, от него отвернувшись.
— Я обдумываю путешествие. — Марк скатал несколько свитков и отодвинул их подальше.
— Для себя?
— Нет, не для меня.
Для сына Флавии, который сейчас незаметно от посторонних глаз восстанавливал силы в тихом доме в Брундизии. От Брундизия до Пандатерии, куда уже перевезли его мать, короткое плавание. Императрица обещала Марку полную секретность.
— Я позабочусь о Флавии и ее сыне, — сказала она при разговоре Марку с бесстрастным лицом. — Такова последняя воля Юлии. Марк, надеюсь, ты понимаешь, без посторонней помощи ей бы никогда не разыграть свою смерть, чтобы потом найти убежище в храме весталок. Ты ведь…
— Да, я ей помог, — пожал тогда плечами Марк. — Она написала мне в Кремону, когда приступ безумия прошел. После того как она пыталась вспороть себе живот. До этого я не верил ей, но затем поверил. И помог.
В бесстрастных глазах императрицы промелькнул живой блеск.
— Марк… — она хотела что-то сказать, но не закончила фразу.
— Пусть твои секреты останутся с тобой, — вывел его из задумчивости голос Кальпурнии. Пододвинув стул как можно ближе к нему, она подставила лицо лучам заходящего солнца. — Я не стану их у тебя выпытывать.
— Верно, такое не в твоих привычках. Ты понимаешь, Кальпурния Сульпиция, что это делает тебя особенной, не похожей на других?
Кальпурния улыбнулась.
— Я отправила раба проведать Павлина в императорском дворце. Говорят, твой сын не выходит из своей спальни. Разве что на службу.
— И сколько он уже сидит взаперти?
— С момента казни весталки.
Какое-то время оба молчали.
— У Сабины к тебе просьба. — Кальпурния протянула руку, чтобы наполнить Марку кубок. — Она попросила меня тебе ее передать, поскольку считает, что я способна убедить тебя в чем угодно. Завтра она хочет пойти с тобой на гладиаторские бои.
— На гладиаторские бои? — искренне удивился Марк. — Она слишком мала для подобного рода зрелищ.
— По ее словам, она уже бывала на них раньше.
— Я не разрешал ей ничего смотреть. Ей было всего семь лет. Она сидела спиной к арене и играла со своими рабами. Вернее, сидела до того момента, когда император начал швырять на арену людей.
— Думается, это произвело на нее впечатление, раз ей хочется снова побывать в Колизее. Она утверждает, что ей будет интересно взглянуть. А еще она говорит, что там будет Павлин, хотя в последнее время они ни разу не виделись. — Кальпурния улыбнулась. — И это не шутка и не каприз. У нее был точно такой же решительный вид, как и у тебя во время последних сенатских дебатов, когда ты требовал снести трущобы в южной части города прежде, чем те обвалятся сами, а клиенты Публия пытались тебя ошикать.
