— Думается, это произвело на нее впечатление, раз ей хочется снова побывать в Колизее. Она утверждает, что ей будет интересно взглянуть. А еще она говорит, что там будет Павлин, хотя в последнее время они ни разу не виделись. — Кальпурния улыбнулась. — И это не шутка и не каприз. У нее был точно такой же решительный вид, как и у тебя во время последних сенатских дебатов, когда ты требовал снести трущобы в южной части города прежде, чем те обвалятся сами, а клиенты Публия пытались тебя ошикать.
— Я не подозревал, что ты ходишь слушать сенатские прения, — с улыбкой произнес Марк.
Кальпурния покраснела.
— Я обычно сижу на самой задней скамье.
— Понятно, — сенатор принялся крутить между пальцев перо. — То есть ты считаешь, что я должен взять с собой Сабину на игры?
— Ты спрашиваешь моего мнения?
— К нему порой неплохо прислушаться.
Кальпурния опустила глаза и принялась приглаживать складки платья. Однако Марк все же заметил на ее губах улыбку.
— Хорошо, возьми ее с собой, чтобы она смогла повидаться с Павлином, — возможно даже, ей удастся слегка его развеселить, а как только начнется настоящее кровопролитие, мы всегда можем увести ее домой.
— Нет, если мы ее туда возьмем, ей захочется остаться до конца. Норбаны не привыкли закрывать глаза при виде неприятных сцен. Даже маленькие девочки.
— О, как, однако все сложно! В таком случае, пожалуй, я тоже пойду с вами.
— Ты пойдешь с нами?
— Пойду, и за тобой будет долг. Потому что я ненавижу игры.
— И чем же я тебе отплачу, Кальпурния?
Его собеседница заложила за ухо прядь волос.
— Обед будет готов через четверть часа. Фазан с луком, в сладком перечном соусе.
— Должен ли я сделать вывод, что ты в очередной раз отчитала кухарку?
— Она ужасна. Думаю, я куплю тебе новую.
— Мне казалось, это тебе от меня причитается свадебный подарок.
— Я пока не замужем, Марк Норбан.
— Сегодня его день рождения, — я задумчиво подложила под лицо сжатые кулаки. — Июньские иды. Ему тринадцать.
— Я собирался подарить ему меч, — глухо прозвучал в ответ голос Ария, который в этот момент стягивал через голову тунику.
— Признайся честно, Варвар, ты намеревался разжечь в нем мечты о гладиаторской славе? — поддразнила я его.
Из горловины туники показалась голова Ария.
— Тея, пойми, наш сын сам хочет стать гладиатором. Он дурак.
— Да, он дурак, — согласилась я, почесывая за ушами собачонку, свернувшуюся калачиком у меня на коленях. — В этом отношении он пошел в отца.
Арий схватил меня за талию и усадил себе на колени. Я стукнулась о его грудь. От удара собачонка свалилась на пол и возмущенно залаяла. Арий же привлек мое лицо к своему и впился мне в губы поцелуем. Мое тело тотчас превратилось в сироп.
— Ну вот, — прошептал он, отрываясь от моих губ.
Я улыбнулась, и мои ресницы слегка коснулись его щеки. В такие дни, как этот, ясные и солнечные, когда наш убогий, голый чердак нагревался солнцем, а взгляд Ария заставлял все мое естество петь, мир преображался. И хотелось верить, а не просто надеяться, что все еще может обернуться к лучшему.
— У тебя отросли волосы, — я провела пальцами от шеи к затылку, и вслед им по его коже пробежала легкая дрожь. — Хочешь, я тебя подстригу?
— Нет, с длинными волосами мне даже лучше. Так я меньше похож на прежнего Варвара.
— Знаешь, в твоем маскарадном платье у тебя вообще нет с ним ничего общего.
Когда мы с ним выходили на римские улицы, Арий надевал плотный тяжелый плащ, войлочную шляпу и один глаз прикрывал повязкой.
— Стоит мне высунуть нос на улицу без этого костюма, меня тотчас кто-нибудь узнает. И тогда мне конец.
— Дорогой, — я прикоснулась пальцем к его подбородку, чтобы он посмотрел мне в глаза. — Уверяю, тебя никто не узнал, более того, никто даже не посмотрел в твою сторону. Правда, люди наверняка задались вопросом, что это за странный человек с повязкой на одном глазу, что ходит в жару в шляпе и тяжелом плаще?
— Целых восемь лет мое лицо было самым известным в Риме, — слегка высокомерно ответил Арий.
— Но ведь тебя вот уже пять лет как нет в живых. Толпа помнит тебя смутно, как легенду. Сейчас народ сходит с ума по Турию Мурмиллону, — я протянула ему руку. — Дай мне, пожалуйста, твой нож. Я не могу спать в одной постели с твоей колючей шевелюрой.
Он опустил голову мне на колени, и я с удовольствием срезала выкрашенные в черный цвет локоны. Несколько взмахов ножа, и они уже лежали на грубом шершавом полу.
— По Турию Мурмиллону, говоришь? — неожиданно спросил он.
— О, есть еще один фракиец, который тоже пользуется любовью толпы. Я видела надпись на стене бань на Гранатовой улице. Нет такой женщины, что не вздыхала бы по фракийцу Бребиксу.
— Бребикс, — пробормотал Арий. — Мое имя красовалась на тех банях долгие годы.
Я рассмеялась. Арий повернулся ко мне лицом, и его короткая борода пощекотала мне пальцы.
— В один прекрасный день мы и ее сбреем, — сказала я. — Потому что она жутко колючая и царапает мне кожу.
— Неправда, — возразил Арий. Тогда я стащила с плеча платье и показала красный след, оставленный его щетиной. — Это я? — удивился он.
— Ладно, ничего страшного, — успокоила я его и заставила выпрямиться, чтобы подровнять затылок. — Это просто сила любви, — с улыбкой добавила я по-гречески. Мой Арий. В один прекрасный день ему больше не понадобятся ни борода, ни шляпа, ни дурацкая повязка на глазу. Мы будем с ним жить высоко в горах, где никто даже слыхом ни слыхивал ни про какого Варвара, а если и слыхивал, то ему не будет до этого дела. А наш сын никогда, даже на шаг, не подойдет к арене.
Я отступила в сторону, стряхивая с плеч Ария последние волоски. Однако он вновь притянул меня к себе и усадил на колени. Я склонила ему на плечо голову и, скользнув рукой под тунику, положила руку ему на грудь, ощущая ладонью крепкие, налитые мышцы, а под ними ровное биение сердца.
— Как ты смотришь на то, чтобы нам сходить в Колизей?
— Отличная мысль — он дотронулся губами до моего лба. — Но не для того, чтобы посмотреть игры, а чтобы взглянуть на Викса.
— Правда, мы не сможем сидеть вместе. Женщинам полагаются отдельные места.
— Ничего, ты будешь сидеть рядом со мной, — хмуро ответил Арий.
В течение двух недель мы пытались следить за нашим сыном — сливались с толпой, что следовала за императором во время его ежедневных перемещений по городу. И всякий раз у императорских ног сидела фигура в красной тунике.
