Любава понятия не имела, что за договоренность могла связывать этих людей. Просто ей очень не хотелось злить благородного князя.
— Она просила тебя что-то передать мне или только отдать кольцо?
Ничего не понимая, Любава тщетно пыталась припомнить подробности разговора с Елиной. Ни о чем особенном она вспомнить не могла.
— Елина сказала, чтобы я отдала его вам, — задумчиво произнесла Любава, напрягая память. — Говорила, что этот перстень вам дорог. И это все.
— Сказала, что перстень дорог? — взревел князь. — И это все?!
Видно было, что каждое слово девушки ранит его сердце, как каленая стрела. В гневе Вадим заметался по горнице. Любава почувствовала, как слезы застилают ей глаза, и, не в силах больше сдерживаться, громко разрыдалась. Звук ее плача несколько отрезвил князя, и гнев в его глазах сменился спокойной решимостью.
— Не разводи сырость, девка, не гневи богов. Волхвы говорили, будто слезы сушат плодородие полей. Раз Елина отдала тебе перстень, была на то ее воля.
— И что же это означает? — всхлипнула растерянная девушка.
— Значит, быть посему, — как-то непонятно подытожил князь.
Не дожидаясь, пока Любава хоть как-то соберется с мыслями, он подал ей руку и решительно вывел во двор. Воины поднялись ему навстречу, подозрительно глядя на заплаканную девушку.
Вадим поднял Любаву и посадил рядом с собой в седло. Обращаясь только к ней, но так, чтобы слышали все, он сказал:
— Мы едем домой, где ты останешься одна. А вечером я сообщу о своем решении.
С этими словами князь тронул с места коня. Через мгновение он пустил его во весь опор, и Любаву теперь занимало только то, как бы не покалечиться.
* * *
Терем князя был высок и просторен, а на широком крыльце поместился бы весь роскошный шатер ее отца. Любава в задумчивости бродила по просторным горницам, которые были щедро украшены резьбой и росписью. Платье, подаренное Елиной, казалось слишком скромным на фоне яркого убранства комнат, которые пестрели разными цветами и коврами. Кованые сундуки, украшенные цветной эмалью, высокие дубовые столы — все занимало сейчас девушку. Все казалось величественным и необычным.
Челяди в доме было мало, охраны у дверей тоже не было, что удивило Любаву. Как это было ни странно, но в этом доме ее некому было охранять.
Любава задумалась о том, как удивительно складывается ее судьба. Еще недавно она мечтала о побеге, потом поняла, что бежать-то и некуда. Приобрела подругу и потеряла ее. Несколько дней назад предала одного мужчину, и уже наполнилась счастьем при виде другого.
Девушка осознала, что почти не понимает саму себя. В голове возникло множество вопросов, которым, казалось, не было конца.
«Может, это новое имя так все перепутало? Интересно, что задумал князь Вадим? Что значили его слова «быть посему»? Чем его так задел поступок Елины?..
Любаве казалось, будто она бредет по ровному полю в полной темноте или в лесу заблудилось. Никакой ясности и определенности. Даже в детстве она имела больше возможностей влиять на свою жизнь.
Ее невеселые размышления прервал Акунька, который невесть откуда явился в княжью горницу.
— Ишь, какая горлица в нашем граде объявилась! — шутливо подбоченился он.
— А ты здесь откуда, пострел? — Любава была рада хоть кому-то знакомому.
— Брат велел прийти, просил мамку, чтоб отпустила, — рассмеялся мальчишка. — А ему, наверное, князь приказал. А может, волхв.
— А кто у вас волхв? — Любаве было нужно поддержать беседу.
— Да Волегост Медвежатник. Слыхала о таком?
— Слыхала, — соврала Любава. — И как же он про меня узнал?
Мальчишка хмуро хмыкнул и развел руками.
— Так все же знают! Весь город только про тебя и говорит.
— Да? — совершенно искренне удивилась Любава тому, с какой скоростью распространяются в этом городе вести. — И что же говорят?
— Говорят, что ты привезла князю оберег его матушки, — округлив глаза, зашептал Акунька скороговоркой. — И сняла с княжеского роду заклятие!
Любава нахмурилась.
«Елина явно не годилась князю в матери. Может, и была его старше на десяток лет, но все-таки не больше, даже по самым смелым предположениям. А раз Елина ему не мать, то откуда у нее материнский оберег? Или Акунька сам не понимает, что лопочет?»
Любава присела на лавку и усадила мальчишку рядом с собой.
— А что, разве над родом князя тяготело проклятие?
Акунька испугался, что болтнул лишнего. И поспешил исправиться.
— Откуда мне знать? Волегост мне не тятька. Я с ним беседы не водил. Это он воду мутит и о князе судит. Остальным-то почем знать?
— А что об этом думает сам князь? Он-то чем страдает от проклятия?
Акунька задумался и принялся болтать ногами.
— Да вроде и ничем, — растерялся он. — Князь настоящий воин, храбро сражается. Дружина за него стоит горой, город сыт, поля родят большие урожаи…
— И зачем же тогда Волегосту пустословить? Разве бывают такие славные проклятия на роду? — усмехнулась Любава.
Акунька еще подумал немножко, а потом добавил шепотом:
— А может, и есть зачем. Княгиня-то бывшая, Ядвига, Волегосту родней была.
— Ой, как все запутано! — в недоумении воскликнула Любава. — Какая бывшая княгиня?
— Жена князя Вадима! — раздраженно выдал мальчишка. — Я думал ты нормальная, а ты только дерешься хорошо!
С этими словами Акунька постучал себя по лбу, проявляя этим крайнее неуважение к собеседнице.
Любаве стало смешно. Она сидела в расписном тереме князя вместе с маленьким городским изгоем, и они болтали о делах государственной важности с легкомысленностью юродивых. Разве это не забавно? Однако стоило соблюдать осторожность. Говорят, у волхвов везде есть уши.
И все-таки любопытство брало верх, и Любаве не терпелось понять хоть что-то из того, что вокруг происходит.
— И что же все-таки случилось с женой князя, которая была роднею вашего волхва?
— Так оставила она его! — Акунька хихикнул. — Ушла, не обернувшись.
— Ушла? От князя?! — Любава была удивлена.
Конечно, жены в славянских поселениях могли уходить от мужей, но на то должны были быть веские причины. К тому же этого просто не могло быть, если речь шла о единственной жене! А князь, пожалуй, был слишком молод, чтобы успеть обзавестись несколькими.
— Так Волегост сказал, что это воля богов! Что наш князь прогневил их. Просто так она не смогла бы уйти. Значит, были на то основания.
Акунька поразил Любаву своей рассудительностью.
«Интересно, сколько ему лет? Сколько бы ни было, слишком подло привлекать к подобным беседам ребенка, хотя и выбор собеседников небольшой».
