Ей показалось, что он улыбнулся, но тут же его губы сомкнулись.
– Я говорил тебе, Кортни, как я ненавижу англичан. Но я не говорил почему.
Кортни была удивлена столь неожиданным поворотом разговора. Прежде Торнхилл не баловал ее своей откровенностью.
– Когда я был значительно моложе, английский король Яков I лишил меня всех земель и титулов.
– Но почему? За что он вас наказал? Торнхилл сощурил глаза.
– Есть много способов наказать человека ни за что. Разумеется, человека богатого. Достаточно его оклеветать, и это принесет выгоду многим.
– Я ничего не понимаю.
Торнхилл приложил ко рту шелковый платок, затем тихо сказал:
– У Якова был двоюродный брат, который домогался моих земель. Земель, – добавил он с гневным рычанием, – которые были всегда во владении нашей семьи. Меня обвинили в заговоре против короля, Яков объявил меня врагом монархии и лишил всех земель и титулов, отдав их своему родичу.
– Почему же вы не протестовали?
– С королевским указом не спорят. У меня был единственный выбор, кроме смерти, – покинуть Англию и присягнуть на верность другому монарху.
– Почему вы рассказываете мне это теперь, отец?
Он слегка улыбнулся и снова приложил платок к губам.
– Ты ведь меня любишь, Кортни? Любовь? Она не помнила, чтобы Торнхилл когда-либо произносил это слово. Любовь? Он был ее отцом, капитаном «Ястреба», ее учителем и ее командиром. В десятках сражений она предпочла бы скорее умереть, чем ослушаться его. Но любить?
– Да, я люблю вас, – прошептала она. Кортни эти слова показались пустыми, и ей тут же стало стыдно.
– А нашего короля, Людовика?
Кортни была поражена. Допустить, что кто-то не любит короля, являлось предательством, преступлением, караемым смертью.
– Я поклялась в верности королю. Стало быть, люблю.
– А! – Торнхилл откинулся на подушки и на минуту прикрыл глаза. А когда снова открыл, то просверлил ее взглядом. – Тебе представляется возможность доказать свою любовь ко мне и к нашему королю.
Кортни охватил страх. И она испугалась еще больше, когда Торнхилл крикнул:
– Бони, попроси нашего гостя сюда. Гостя? Она не видела никого, проходя мимо гостиной. Тут она услышала голос старика и глубокий низкий голос другого человека. Спустя секунду в спальню вошел высокий мужчина в красной кардинальской мантии. У него была почти военная выправка. Черты лица острые, узкий рот и орлиный нос. Кончики усов закручивались, а остроконечная бородка придавала его лицу сатанинский вид. Но что сразу притягивало внимание, так это его глаза. Пронзительные черные глаза, не мигая, пристально смотрели на девушку.
– Моя дочь Кортни. – Торнхилл смотрел поверх ее головы на мужчину, который выглядел скорее военным, чем духовным лицом. – Кортни, это кардинал Ришелье.[5]
Когда кардинал протянул руку, Кортни сделала реверанс и приложилась к его перстню. Она была рада возможности склонить лицо и таким образом скрыть свое удивление. Все во Франции слышали о Ришелье. Он был самым могущественным человеком в стране. При дворе говорили, что все решения принимал он, а не король. Без сомнения, Ришелье – это сила, на которой держится трон.
– Ваше преосвященство, – пробормотала она.
– Итак, это – очаровательная Кортни. – Кардинал подождал, пока Бони не пододвинул для нее кресло. Сделав ей знак сесть, он уселся сам на краю кресла лицом к ней, так что у нее не было возможности отвернуться.
Его темные глаза пронизывали ее. Он глядел на нее, не отрываясь, чтобы и она не могла отвести взора.
– Ваш отец много говорил о вашей преданности нашему любимому королю.
Несмотря на пересохшее горло, Кортни удалось, как она надеялась, сказать с убедительной улыбкой:
– Моя преданность вне всякого сомнения, ваше преосвященство.
– Похвально. Весьма похвально. – Он посмотрел поверх ее головы на Торнхилла, затем произнес доверительным тоном: – Ваш отец и я хотим попросить вас об одном весьма важном деле. От вашего ответа зависит безопасность, а может, и сама будущность Франции.
Кортни проглотила слюну.
– Хотя это пока секрет, но Людовик дает дозволение своей любимой сестре Генриетте Марии вступить в брак с принцем Уэльским, который вот-вот унаследует королевский престол своего отца Якова I.
Кортни дышала с трудом. Она уже знала из дворцовых сплетен, что красивая молодая принцесса, посвященная в планы брата, пребывала в ужасе – от английского двора она ничего, кроме заговоров и интриг, не ждала. Генриетте Марии предстояло стать пешкой в борьбе различных политических сил.
Стараясь не выдать своего сочувствия молодой принцессе, Кортни тихо спросила:
– А какое это имеет отношение ко мне, ваше преосвященство?
– Я хочу, чтобы вы сопровождали Генриетту Марию в Англию в качестве ее фрейлины и переводчицы.
– Фрейлины? Но, ваше преосвященство, я не обучена этикету.
– Насколько мне известно, вы – умная молодая особа и научитесь всему, что необходимо вам знать. Ваш отец уверял меня, что вы бегло говорите по-английски. Генриетте Марии понадобятся ваши таланты. К тому же француженке в Англии необходима… преданная подруга.
Кортни молчала, а кардинал добавил:
– Ваше обучение начнется немедленно. До отъезда в Англию вы освоите все, что требуется.
Оставить Францию? Оставить «Ястреб» и распрощаться с единственно привычной для нее жизнью? Кортни умоляюще посмотрела на Торнхилла, но он хранил холодное молчание.
– Я предлагаю вам роскошную жизнь, но взамен хочу попросить об одном одолжении.
Кортни показалось, что его темные глаза лукаво блеснули.
– Как только вы прибудете в Англию, вы начнете регулярно встречаться с моими… людьми и сообщать им обо всем, что происходит при дворе.
На какое-то мгновение Кортни показалось, что она задохнулась. Наконец она поняла, что от нее требуется. Ее знание французского и английского не предназначалось для облегчения жизни молодой королевы. Этого человека вовсе не интересовало спокойствие Генриетты Марии, Ришелье рассчитывал, что Кортни станет шпионить для него. И это будет происходить под носом короля Англии и его двора.
– Вы хотите, чтобы я… – она боялась даже вымолвить презренное слово. Но один только взгляд на Торнхилла вернул ей уверенность. – Вы хотите, чтобы я стала осведомительницей?
– Вас это оскорбляет?
Кортни помолчала. Она слышала о характере Ришелье. Одного его слова было достаточно, чтобы человек лишился своих владений или жизни.
– Мне кажется, ваше преосвященство, что шпионка из меня получится никудышная.
Ришелье сделал нетерпеливое движение, показывая, что он раздражен. Не сводя с нее взгляда, он приподнял бровь.
