«Миром правит страх, – не однажды говорил мне отец. – Если ты знаешь то, чего по-настоящему боится твой собеседник, – ты его истинная повелительница, София. Не бойся сама никого, заставляй бояться тебя. И тогда все тебе сойдет с рук».
Я улыбнулась словам отца и мысленно послала ему поцелуй. Но юный мушкетер понял меня совсем иначе.
– Она согласна! – возопил он восторженным голосом и, вскочив на стол, принялся срывать с себя пояс со шпагой и расстегивать гульфик. – Чур, я первый!
Подобный кобеляж мне, признаться, понравился. Незатейливый такой, будто перед мушкетерами не синьора сидит, обедает, а простая путана из борделя какой-нибудь мадемуазель Клотильды. Но чего еще ожидать от оказавшихся в придорожном трактире в обществе обворожительной дамы вооруженных шпагами и пистолетами мужчин? Сейчас вот набросятся, разложат меня на столе, как Спасителя на кресте, отжарят по очереди…
От вида мушкетеров, от сальных слов их, от вопля юного Шарля живот мой потянуло к низу, между ног стало жарко и мокро. Даже дыхание стеснилось, разом набухшие соски от прикосновения с тканью платья отозвались болью. Захотелось самой оседлать старшего мушкетера, подставить попочку свою молчаливому среднему и погрузить вывалившийся наконец из штанов фаллос Шарля в свой рот…
От мысли этой пробила меня дрожь. Чтобы подстегнуть юного мушкетера, я уже собралась в свою очередь задрать ногу на стол и оголить ее до бедра, но тут дверь трактира распахнулась – и на пороге возник гигант: высокий настолько, что не помещался под потолком, а упирался в оный плечами, опустив при этом голову. Был он не худ, какими обычно бывают высокие люди, а основательно упитанный, с бочкообразной грудью и плечами такими широкими, что с лихвой закрывал собою оказавшуюся за его спиной дверь, предназначенную для вышвыривания отсюда кабатчиком по двое пьяных зараз. Одет был гигант в черную форму гвардейца, черт лица его было не разобрать, ясно лишь, что широкое оно, под-стать плечам, а усы, как у кота, – врастопыр.
– Месье! – проревел он басом столь громким и грозным, что Юлия ойкнула и принялась потихоньку сползать под стол. – Лошади поданы. Пора ехать! Приказ королевы… На Фош, на воды.
Но в чем заключался приказ австриячки на французском престоле, посылающей четырех бездельников на лечебные воды в Фош узнать мне в тот момент не пришлось. Ибо старший из пьяных мушкетеров прервал гиганта:
– Порто! – сказал он укоризненно, и приставил указательный палец к губам. – Молчите, Порто! С-секрет! – и поднес к губам указательный палец.
Судя по всему, красавец изрядно назюзюкался, если не понимал, что своим жестом и своими словами он более привлекал к себе внимание, чем ревущий о приказе королевы великан. И верхом ехать старшему мушкетеру будет весьма трудно, если судить по тому, как он пытался встать со скамьи, но не удерживался на ногах и плюхался на место вновь.
Шарль с трудом, но быстро всунул свой восставший фаллос внутрь штанов и спрыгнул со стола.
– Пора, д'Атос, – сказал старшему мушкетеру. – Нам действительно пора ехать. Дорога дальняя.
«Д'Атос, – подумала я. – Какое странное имя! Почему не знаю? Морда у него аристократическая, значит должен быть в генеалогических книгах Европы. А семейства д'Атосов там нет… Впрочем, было когда-то… Лет сорок назад. А потом исчезло куда-то».
Пока думала об этом пустяке, мушкетеры и гвардеец, подхватив д'Атоса под мышки, направились к выходу с мордами полными решимости и серьезности, будто и забыв обо мне. Порто бросил несколько серебряных монет на стол и, указав пальцем на вылезшую из-под стола Юлию, заявил во всеуслышанье:
– А ты бабенка – ничего! Я люблю стареньких. Будешь в Париже, найди меня в роте де Зесара. Спроси Порто – там меня всякая собака знает.
И, довольный собой, гогоча так, что с потолка трактира стала сыпаться штукатурка, покинул помещение, с трудом протиснувшись сквозь дверной проем.
Замешкавшиеся друзья его к тому времени только достигли выхода. Потому у меня было несколько секунд на то, чтобы заметить, что плащ на третьем мушкетере – молчаливом и с виду печальном, – имеет на голубом поле крест шитый не обычными белыми нитками, как у его собутыльников, а серебряной сканью.
Вытолкнув Шарля с д'Атосом вперед, он вернулся к нашему с Юлей столу и, наклонившись к моему уху, промурлыкал, приятно щекоча своими остренькими и хорошо завитыми усами:
– Кавалер д'Эберли д'Арамиц. Найти меня можно в салоне госпожи де Шеврез.
2– Какой мужчина! – простонала Юлия.
Было ясно, что это она – не об д'Эберли, а о великане Порто. Ибо гигант был первым мужчиной, который после ее излечения мной от слепоты обратил внимание на Юлию, сказал ей комплимент.
Бедная, глупая старуха. Геронтофилы действительно любят всей душой развалин, но предпочитают жениться на юных и невинных девах.
А вот д'Эберли – истинный красавчик. И от силы ему лет тридцать пять…
Глава седьмая
София и герцогиня де Шеврез
Я не знала еще, что эта встреча моя с тремя мушкетерами и одним гвардейцем была не последней, но я предчувствовала, что случилась она неспроста.
Потому, наверное, по дороге до Парижа думала я много о герцогине де Шеврез, которую д'Эберли назвал просто госпожой, решая про себя кого же из мушкетеров предпочесть: д'Атоса или д'Эберли?
Прибыв в город, я велела кучеру (это был тот самый малый, что ждал меня возле трактира, в котором я встретилась с понравившимися мне мужчинами) найти нам с Юлией квартиру в доме, расположенном неподалеку от Лувра.
– Так, чтобы комнат было штук пять-восемь, а лучше десять, – объяснила ему. – Чтобы не на первом эта же и не под самой крышей. То есть лучше всего этаж второй, от силы третий. А если кто будет противиться – вели хозяину дома, чтобы выгнал. Я заплачу пятикратно за выгнанного. Ясно, что сказано?
Кучер выпучил глаза и лишь кивал согласно. Не мужчина, словом. А я ведь ему чуть не отдалась…
Отправив кучера и Юлию с поручением найти квартиру мне, сама направилась пешком к Лувру, чтобы встретиться с кем-нибудь из дворцовой стражи, поговорить о новых порядках и вообще оглядеться в новом Париже.
Охраняли дворец, как всегда, бестолково. Дважды без всяких ухищрений я входила в сад и дважды выходила. Наконец, увидела офицера с относительно честной физиономией. Так как Лувр совсем не изменился, спросила у него адрес герцогини де Шеврез.
– Госпожа де Шеврез, – повторил за мной офицер. – Кто не знает ее дома? Все знают ее дом. В Париже нет человека, который не знает ее адреса.
– Есть, – оборвала я болтуна. – Это я.
– И вы не знаете дома госпожи де Шеврез? – удивился он. – Все красивые женщины Парижа бывают в доме госпожи де Шеврез.
