«Немного затягивал с предложением». Весьма неадекватное описание того, что творилось с ним с той самой ночи у миссис Крэтчитт. В ту ночь он отправился кутить с друзьями, приняв окончательное решение связать свое будущее с Клариссой, а вернулся домой, дрожа от страха и отвращения при мысли о том, что Кларисса — все, что осталось ему на всю оставшуюся жизнь. У него не было времени на то, чтобы вернуть себе душевное спокойствие и способность мыслить здраво. Эштон нахмурился, подумав о том, что брат Клариссы (возможно, и она сама) почувствовал его сомнения и решил действовать быстро, чтобы не позволить ему отвертеться. Но, как бы то ни было, несмотря на его нынешние колебания, он не изменит однажды принятого решения.
— Почуяли, что ты готов передумать? — спросил Брант, словно прочитав мысли друга.
— Да, возможно. Но мои колебания — временное явление. Ведь мужчина обязан мыслить здраво. Обязан помнить о своей ответственности. Именно поэтому я сделаю ей предложение. Но если честно, то сердечной склонности я к ней никогда не питал.
— Да, разумеется, Кларисса хороша собой, она прекрасное украшение любого светского мероприятия, но я не вижу и никогда не видел в ней ничего такого, что могло бы тебя расшевелить.
— Но у нее имеется хорошее приданое. К тому же мне не придется задувать все свечи, чтобы сделать себе наследника.
Брант поморщился:
— Но тебе придется развести в спальне громадный костер, чтобы не заледенеть до костей, оказавшись с ней под одеялом.
— Значит, ты тоже думаешь, что в ней не хватает огня?
Брант криво усмехнулся:
— Разумеется, не хватает. А если точнее, то его совсем в ней нет. Мне кажется, это совершенно очевидно.
— И ты считаешь, что я ищу чего-то большего, верно? — спросил Эштон.
Друг улыбнулся, но в его улыбке был оттенок грусти.
— В сущности, мы все ищем чего-то большего, но очень редко находим. Поэтому мы выбираем деньги и подходящую родословную, а затем проводим остаток жизни, пытаясь найти этот огонь и это тепло в другом месте. Я тоже когда-то думал, что нашел то, что искал, — добавил Брант почти шепотом.
— И обманулся? — Эштон был уверен, что знает, когда именно Брант испытал самое большое в жизни разочарование, ибо все его друзья почувствовали, как он изменился.
Около года назад Брант из восторженного юноши превратился в ожесточенного циника.
— Похоже, что обманулся. Она была дочерью викария…
— Викария? — переспросил Эштон. — Подозреваю, что твоя мать была раздосадована.
Брант снова усмехнулся:
— «Раздосадована» — слишком мягко сказано. Моя дорогая матушка была в ярости. А моя предполагаемая невеста, увидев, что я не стремлюсь делать ей предложение, вышла замуж за другого. Но я твердо решил, что женюсь на ней, на моей славной Фейт. Увы, она исчезла. Ее отец сказал, что она убежала с солдатом.
— И ты ему поверил?
— Даже не знаю… Возможно — отчасти. Ведь ее отец — уважаемый человек, викарий, известный своей добропорядочностью. Мне трудно поверить в то, что он солгал мне. И если бы она бесследно исчезла, то он наверняка попытался бы ее найти. И тогда я решил, что если уж нельзя доверять даже дочери викария с именем Фейт, то есть Вера, то кому же тогда вообще можно верить? Со временем я найду какую-нибудь подходящую девушку, которая устроит мою мать, и буду пыхтеть над ней, пока она не народит мне целый выводок детишек. И все это время буду содержать любовницу для удовлетворения моих низменных потребностей.
Эштон почувствовал, как по спине его пробежал холодок — и вовсе не из-за тех унылых слов, в которых Брант описал свое будущее. В ушах у него вдруг прозвучали слова Пенелопы: «Кто-то умер на этой кровати. Ах, бедная Фейт». Он тут же приказал себе не поддаваться глупым суевериям, но недобрые предчувствия уже закрались в душу. Эштон тщетно уверял себя, что Фейт не такое уж редкое имя, так что едва ли Пенелопа видела ту самую Фейт, даже если она действительно способна общаться с призраками.
Виконту пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к предмету разговора, к своей помолвке с Клариссой. Тяжко вздохнув, он пробормотал:
— Ох какая беспросветность…
Брант поморщился и тихо сказал:
— Увы, с этим ничего не поделаешь. Хорошо это или плохо, но мы с тобой обременены определенными обязательствами, налагаемыми на нас происхождением, титулами, так что именно такое будущее ждет нас всех. — Брант намазал медом поджаренный ломтик хлеба. — Ты собираешься выразить Хаттон-Мурам свое неудовольствие по поводу того, что они опережают события, или ты намерен промолчать?
— Я скажу им все, что думаю. Ну, может, не все, но несколько резких замечаний я все же сделаю, вручая Клариссе кольцо. Возможно, даже говорить ничего не придется, поскольку уже тот факт, что знаменитый изумруд Радмуров так и не украсит ее пальчик, будет достаточно красноречив. Полагаю, у меня хватит смелости на такой шаг. Впрочем, это будет не более чем последний и отчаянный жест приговоренного к казни, на шее которого вот-вот затянется веревка.
— Тем не менее я считаю, что с кольцом ты отлично придумал. Интересно было бы посмотреть, что она станет рассказывать всем тем, кто захочет взглянуть на знаменитый изумруд. Что касается меня, то я не стал бы ей после этого доверять.
Эштон нахмурился и пробурчал:
— Я и раньше не слишком ей доверял. И еще меньше доверяю ее брату. Не могу сказать, что именно меня в нем настораживает, но я привык полагаться на интуицию.
— Господи, приятель, если все именно так, как ты говоришь, то зачем тебе жениться на этой женщине?
— Потому что из всех невест с приличным приданым только она готова проявить благосклонность к нищему виконту, у которого к тому же множество родственников на шее. Кроме того, за этим виконтом тянется длинный шлейф скандалов, связанных с именем его недостойного отца.
— Так вот в чем дело… А как насчет прекрасной Пенелопы?
Эштон со вздохом опустился на стул.
— Я бы рад сказать, что забыл о ней, но это не так. Я человек разумный, а разум требует вернуться на путь, уже однажды избранный мною, на тот путь, что выведет мою семью из долговой ямы. Голос разума постоянно напоминает мне о том, что мне нужны деньги, что мои поместья нуждаются в притоке средств и что всем моим родным тоже нужны деньги. Разум говорит мне, что я должен вернуть Радмурам доброе имя, восстановить все то, что разрушил мой отец, пока пил, играл в карты и распутничал. И разум утверждает, что я ничего этого не добьюсь, если женюсь на девушке по имени Пенелопа, живущей с целой оравой братьев и кузенов в той части города, которую лишь с большой натяжкой можно назвать респектабельной. На девушке, которая каким-то образом угодила в бордель и которая думает, что способна видеть духов и призраков.
