С этого дня Симон пользовался в замке такими же правами, как и Алан. Он сидел вместе с остальной семьей за столом, у него был собственный слуга и паж. Ему было выделено отдельное помещение, и в дополнение ко всему он получал каждый месяц за свою службу довольно кругленькую сумму. И все же Симон не чувствовал никакой благодарности к своим хозяевам, потому что, хотя все это и делало его жизнь значительно легче и комфортабельнее, он за все сполна платил своей службой. В сравнительно короткое время тяжелое ярмо руководства всем поместьем оказалось на его широких плечах. Милорд был уже не молод, и последняя военная кампания серьезно подорвала его силы, хотя он в этом и не сознавался. В нем уже не было прежней неукротимой энергии, поэтому он с удовольствием передал бразды правления в руки Симона, поскольку его собственный сын не был готов их принять.
Какое-то время жизнь мирно текла своим обычным чередом, который однажды нарушился. Это было связано с приездом в Монлис милорда Мальвалле.
Как-то сентябрьским вечером он прискакал к замку в сопровождении пажа. Один из часовых, удивленный его приездом, пришел сообщить Монлису о неожиданном визите.
Фальк, беседовавший в это время с женой, услышав эту новость, прищурил глаза и нахмурился.
– Симон, вышвырни его отсюда! – коротко приказал он.
– Но Мальвалле находится в наших стенах! – возразила миледи.
– Вот проклятый нахал! – рявкнул Фальк и пошел встречать непрошеного гостя.
Мальвалле стоял у камина, заложив руки за спину и притопывая ногой в сапоге со шпорой. Он не двинулся навстречу хозяину замка, а просто надменно кивнул. Фальк остановился посреди зала и, не менее холодно поклонившись, рыкнул:
– Чем обязан, милорд?
– Сожалею о необходимости, которая принудила меня ступить на вашу землю, милорд Монлис, – ледяным тоном ответил Мальвалле. – Я хочу увидеть моего сына, сэра Симона Бовалле.
– С какой целью? – В глазах Фалька сверкнул красноватый огонек – верный признак опасности.
– Прошу прощения, – Мальвалле ответил ему непреклонным взглядом, – но это мое личное дело.
– Нет, меня это тоже касается, милорд. Симон Бовалле состоит у меня на службе.
На виске Мальвалле забилась маленькая жилка. Фальк посмотрел на него с нескрываемым удовольствием.
– Именно эту ошибку я и хочу исправить, – сообщил Мальвалле. В его голосе чувствовался с трудом скрываемый гнев.
– Таково ваше желание, милорд? А что, если оно не совпадает с желаниями Симона?
– Симон мой сын.
– Вы что, об этом только что узнали? – насмешливо поинтересовался Монлис. Мальвалле прикусил губу:
– Да, только что, лорд Фальк.
– Вот как? А он тем временем три года был у меня слугой. – Фальк следил, как гость проглотит эту колкость.
– Если бы я знал, этого бы не случилось, милорд, – ответил Мальвалле. Монлис громко расхохотался:
– Кажется, вы знали о существовании ребенка, лорд Джеффри. Ваши отцовские чувства несколько запоздали.
С минуту Мальвалле молчал, пытаясь подавить гнев, затем вновь посмотрел на Фалька:
– Милорд, будьте так добры пригласить сюда моего сына.
– Но с какой целью? – вежливо спросил. Монлис. – Три года назад он по своей собственной воле предпочел служить мне, а не вам. Не думаю, чтобы Симон изменил свое мнение.
Мальвалле продолжал бороться с собой, его голос дрожал от негодования, когда он снова заговорил:
– Тем не менее, сэр, я требую дать мне возможность поговорить с ним.
– Требования, требования! А по какому праву вы требуете в моих владениях?
– Я уже сказал вам. Симон мой сын.
– Симон у меня на службе, – быстро возразил Фальк и заметил, как Мальвалле стиснул зубы.
– Наша перебранка бессмысленна! – возмутился Мальвалле. – Мы просто теряем время.
– Я тоже так думаю, – согласился Монлис. – Сейчас вам подадут вашу лошадь.
Наклонившись вперед и уставившись на Фалька, Мальвалле постучал кнутом по крышке стола между ними:
– Лорд Фальк, я не стронусь с этого места, пока не увижу сэра Симона.
Не успел Монлис ответить в том же духе, как от двери прозвучал густой холодный голос:
– Кто хочет говорить с Симоном Бовалле? Я здесь.
Мальвалле резко развернулся и увидел стоявшую у двери холла огромную фигуру Симона, который пристально смотрел на него из-под низких бровей.
На секунду в зале воцарилось молчание, затем Мальвалле сделал шаг вперед.
– Ты мой сын, – медленно произнес он.
– Разве? – отозвался Симон. – Что-то не припомню.
Они смерили друг друга взглядами, и Мальвалле продолжил спокойным тоном:
– Я пришел предложить тебе поселиться под моей крышей, Симон.
– Я в этом не нуждаюсь, милорд.
– А также место за моим столом, – настаивал Мальвалле. – Место рядом со мной и твоим братом, в качестве моего законного сына.
Симон обнажил зубы в усмешке:
– Какая смелость, милорд! Вы признаете своего незаконнорожденного сына? Мальвалле вспыхнул:
– Ты станешь большим человеком, я выделю тебе солидное поместье.
– Мне это не нужно, милорд. Снова повисла тягостная тишина.
– Ты пренебрегаешь мной, Симон? Ты в душе ненавидишь меня?
– Нет.
– Тогда вернись со мной в замок Мальвалле и носи имя, которое принадлежит тебе по праву.
– У меня нет имени, кроме того, которое я сам себе выбрал.
– Твое имя – это вызов мне и прямое оскорбление.
– Почему же, милорд? – Он посмотрел на Мальвалле безучастным взглядом. Тот протянул к нему руки:
– В чем дело, Симон? Почему ты так холоден? Разве я не твой отец?
– Да, я слышал, что вы мой отец, – признал Симон.
– Разве у меня нет на тебя никаких прав? Разве эти права принадлежат Монлису?
– На меня никто не имеет никаких прав, кроме короля, – парировал парень. – Закон не дает вам никаких прав. Я тот, кто я есть.
– Ты можешь стать чем-то большим, чем то, что ты есть.
– Я в этом сомневаюсь.
– Я могу тебе помочь.
– Я не нуждаюсь в вашей помощи.
– Симон! – воскликнул Мальвалле. – Неужели ты не чувствуешь нашего кровного родства?
– До сегодняшнего дня вы никогда не признавали этого родства, – холодно заметил молодой человек.
– Я даже не знал о твоем существовании! Симон внимательно посмотрел на него:
– Вы не знали, что у моей матери Джоанны родится ребенок? Вы не сделали ни малейшей попытки позаботиться о нем, даже не поинтересовались, мальчик это или девочка.
Мальвалле уронил руки:
– Значит, обида делает тебя таким черствым?
– Я не чувствую никакой обиды.
– Тогда в чем причина твоей холодности, Симон?
Юноша задумался, прежде чем ответить.
