Большинство женщин постарше поспешно ушли с шумного двора и собрались на верхнем этаже замка у очага. Вместе с Корделией и дальними родственницами Абриэль помогала старушкам, которым было трудно взбираться по крутым ступенькам на больных ногах.
Добравшись до очага, пожилые женщины с лукавым блеском в глазах выгоняли молодых из комнаты, поскольку собирались обмениваться пикантными историями, не предназначенными для девичьих ушей.
Они и в самом деле на все лады рассуждали о несчастной судьбе молодой жены, предсказывая ей такую же короткую жизнь, как двум предыдущим женам сквайра. Впрочем, некоторые надеялись, что умная и сообразительная девушка переживет своего мерзкого мужа.
Оглядевшись, Корделия тихо застонала: навстречу им спешил дородный хозяин замка. С первого взгляда было заметно, что его так и распирает довольство, ибо в маленьких глазках сияло радостное ожидание.
– Берегись, твой распутник спешит к своей возлюбленной, – незаметно прошептала Корделия подруге.
Абриэль тихо охнула, понимая, что кошмар постепенно становится реальностью. Притворившись, что любуется ручьем, она умоляюще пробормотала:
– Останься со мной, Корделия, пожалуйста! Заклинаю! Иначе я поддамся искушению и сбегу.
Светловолосая девушка прерывисто вздохнула, словно просьба оказалась чересчур обременительной.
– Меня тоже тошнит от Десмонда. Тем не менее я всегда гордилась званием верной подруги и не покину тебя.
Абриэль очень хотелось исчезнуть, но она собралась с мужеством и растянула губы в улыбке, которая, несмотря на все усилия, казалась безнадежно фальшивой.
За сквайром следовал его племянник Терстан, высокий парень с рыжеватыми волосами, который перед этим пробудил не только ее гнев, но и злость друзей Уэлдона. Надменно задрав нос, он озирался по сторонам, словно принюхивался к чему-то смрадному. На голову выше сквайра, он был строен и мускулист, а модная одежда прекрасно на нем сидела. Вырез и рукава черного костюма были отделаны зеленой тесьмой. Черные замшевые сапоги тоже были отделаны аппликациями из зеленой кожи, имитирующей побеги папоротника. Такой же узор украшал ножны его кинжала и кошель, свисавший с пояса, обхватившего узкие бедра. Его безупречный вид резко контрастировал с ужасным состоянием сервов, сновавших по замку и деревушке за узким мостиком, переброшенным через ручей. Хотя при жизни Уэлдона они казались чистыми, хорошо накормленными и веселыми, после гибели хозяина все изменилось к худшему. Теперь сервы выглядели худыми, оборванными и покрытыми синяками. Кроме того, они с неприкрытым страхом смотрели на Десмонда и его племянника.
Странно, что для человека, унаследовавшего огромное богатство, Десмонд совершенно спокойно взирал на сервов в грязных вонючих лохмотьях и только изредка подносил к носу надушенный носовой платочек, если кто-то из несчастных подходил к нему слишком близко.
Абриэль поклялась, что все исправит, когда станет здесь хозяйкой. Пусть свою ужасную участь она не изменит, но зато поможет другим несчастным душам. Настоит, чтобы те, кто работал в замке, регулярно мылись и получали приличную одежду. Но главное, она позаботится о том, чтобы все они были хорошо накормлены, даже самые старые и неспособные трудиться.
– Моя дорогая леди Абриэль! – воскликнул Десмонд, протягивая пухлые руки, словно ожидая, что Абриэль с таким же энтузиазмом сожмет их и пригласит жениха на прогулку.
– Сквайр, как вы поживаете? – спросила она, не в силах сдержать дрожь в голосе.
– Прекрасно, моя дорогая, – кивнул Десмонд. – Но как может быть иначе, когда самая красивая и добрая молодая леди на свете согласилась сделать меня счастливейшим на земле человеком? В такой момент человек склонен считать, что мир лежит у его ног.
Изобразив некое подобие сердечной улыбки, Абриэль неохотно согласилась не отнимать руки, хотя нашла его ладонь тошнотворно мягкой и влажной от пота. В следующий момент ее охватила нарастающая паника, когда Десмонд стал покрывать ее руки слюнявыми, жадными поцелуями. Отвращение было так велико, что она едва удержалась, чтобы не помчаться в кусты, где ее, несомненно, вывернуло бы наизнанку. Но еще страшнее оказалось сознание того, что, как только они поженятся, у этого человека появятся все права на нее.
Абриэль поспешно отвела глаза от кругленького сквайра и встретилась с испытующим взглядом Терстана. Его глаза были странного желтовато-зеленого цвета, обрамленные каштановыми ресницами и затененные густыми рыжеватыми бровями. Он был по-своему красив: высокие скулы, прямой нос, четко вылепленный подбородок, мягкие выразительные губы, искаженные, однако, сардонической усмешкой. Абриэль он казался весьма проницательным человеком, прекрасно понимавшим ее отвращение к жениху и от души им забавлявшимся.
Раздраженная пристальными взглядами молодого человека, Абриэль попыталась взять себя в руки и, не здороваясь, подчеркнуто резко отвернулась.
– А я уже засомневалась, что вы помните о моем присутствии, – кокетливо сказала она нареченному. – Вы так заботились обо всех деталях охоты, что я почувствовала себя заброшенной.
Десмонд весело хмыкнул:
– Гоните подобные мысли из своей прелестной головки, дорогая. Заверяю со всей искренностью, что думаю только о вас и считаю часы и минуты до нашей свадьбы. Сумей я ускорить это событие, наверняка так и сделал бы.
Несмотря на такой искренний энтузиазм, Абриэль предпочитала вообще не думать об этом событии. Не говоря ни «да», ни «нет», она показала на свою спутницу:
– Надеюсь, вы знакомы с леди Корделией Грейсон! Лорд и леди Грейсон приняли ваше приглашение и согласились приехать на свадьбу, а в этот момент беседуют с моими родителями в покоях, которые вы любезно нам предоставили.
– Разумеется! Разумеется! – жизнерадостно воскликнул Десмонд, низко кланяясь, чтобы показать, как рад обществу столь благородных людей. – И хотя это наше первое официальное знакомство, заверяю, что давно знаю ваших родителей, по крайней мере по слухам.
Корделия нерешительно улыбнулась и осмелилась поднять бровь:
– И они вас тоже, сквайр.
Явная двусмысленность, содержавшаяся в тоне подруги, заставила Абриэль пожалеть о том, что она попросила подругу остаться. Хотя они обе терпеть не могли сквайра, Корделия иногда не стеснялась проявлять свою неприязнь открыто, презирая все правила приличия. Впрочем, подруге вовсе не было нужды осторожничать.
В отличие от Абриэль она не потеряла жениха, достойного человека, и своего любимого отца, который оставил семью в почти безвыходном положении, когда защита мужчины для женщины – не просто роскошь, а способ выживания. Корделии не приходилось спасать отчима от разорения, а мать – от публичного унижения. Правда, Абриэль и не желала бы этого своей драгоценной подруге. Она хотела иной участи только для себя. Хотела, чтобы ей не пришлось жертвовать собой во имя благополучия, чтобы выручить семью.
