— Если моя недостойная длань осквернила вашу ангельскую ручку, — заговорил незнакомец, — считайте мои губы паломниками, которые искупят грубость этого прикосновения. — И вдруг прижал свои горячие губы к ее руке, а потом посмотрел на нее с обаятельной улыбкой.
Очарованная этими великосветскими манерами и речами, Роб постаралась подавить тревогу, шевельнувшуюся у нее в душе, и вернула ему улыбку. От нее не укрылся его шотландский акцент, и девушка вспомнила о том, что Даб приехал с другом из Эдинбурга. По привычке левую руку она спрятала в складках юбки.
— Вы ошибаетесь, благородный шотландец, — ответила она ему. — Истинно набожные паломники касаются статуй ангелов и святых руками. А не целуют.
— А разве у паломников и святых нет губ? — спросил незнакомец, придвигаясь ближе.
— Есть, но для молитвы.
— Но почему бы нам не позволить губам делать то, что делают руки? — понижая голос до шепота, спросил он.
Лицо его было в опасной близости, и он слегка коснулся губами ее губ.
Потрясенная и взволнованная, Роберта стояла, распахнув глаза. От мягкого прикосновения его губ горячая дрожь пронизала ее с головы до пят. Что за наваждение овладело ею? Ведь у нее был муж, пускай и нелюбимый, в Хайленде, и поклонник, который находился в этот момент при дворе. Как могла она стоять здесь, в вестибюле дядиного дома, позволяя какому-то незнакомцу то, в чем отказала бы и мужу, и своему поклоннику? Как могла?..
— Ваши непорочные губы очистили мои грешные, — с лукавой улыбкой сказал незнакомец, заглядывая в ее широко открытые глаза.
— Значит, моим губам передался теперь ваш грех? — невольно поддаваясь этой игре, спросила она.
— Бог простит, — сказал он. — Верните мне мой грех.
Он придвинулся, чтобы снова поцеловать ее в губы, но она удержала его, упершись ему в грудь правой рукой.
— Милорд, я протестую…
— Однако не слишком сильно.
И, взяв ее руки в свои, незнакомец поднес их к губам. Он поцеловал тыльную сторону ее правой руки, а потом, посмотрев долгим взглядом на родинку в форме цветка на левой руке, вдруг приложил свои губы к ней.
Этот жест невольно воскресил в ее памяти какое-то смутное воспоминание.
— Хоть мне бы и не хотелось быть невежливой по отношению к другу моего брата, — сказала Роберта, отнимая у него руку, — но должна сказать вам, что вы имеете дело с замужней дамой.
— Мадам, мне это известно лучше, чем любому другому мужчине, — возразил он.
Уловив какую-то странную нотку в его голосе, Роберта, прищурившись, посмотрела на него.
— Кто вы такой? — удивленно подняв свои красивые черные брови, требовательно спросила она. — Представьтесь, сударь.
Он наклонился ближе и с уже знакомой самоуверенной улыбкой, скользнувшей по его красивому лицу, произнес:
— Я Гордон… Твой муж.
— Боже праведный! — воскликнула Роберта.
Стены вестибюля вдруг закружились, пол закачался у нее под ногами, и, не в силах вынести этого внезапного потрясения, она упала в обморок. Издалека, словно из какого-то потустороннего мира, она услышала голоса, окликавшие ее, но не сразу вновь пришла в сознание, не сразу даже смогла открыть глаза.
— Она еще не пришла в себя? — спросил мужской голос.
— Она в глубоком обмороке, — ответил женский.
— Может, надо брызнуть ей в лицо холодной водой? — предложил чей-то другой голос.
— Нет, не надо. Подождем еще…
Медленно, точно просыпаясь от глубокого сна, Роберта открыла глаза и увидела перед собой озабоченные лица дяди и тетки. За их спинами виднелись книжные шкафы, заставленные книгами полки, и она поняла, что лежит в кресле в дядином кабинете. И вдруг увидела пронзительные серые глаза, пристально глядевшие на нее.
— О боже, — простонала она. — Ты реальность.
Гордон ничего не ответил на эти слова, хотя губы его скривились в иронической ухмылке. Он лишь молча протянул ей стакан с вином, предлагая выпить.
Роберта отрицательно покачала головой и отвернулась.
— Это приведет тебя в чувство, — сказал он.
Она бросила на него долгий взгляд:
— А я не хочу приходить в чувство.
Абсурдность этого замечания заставила Гордона улыбнуться.
— Выпей, — приказал он, хотя и мягким, но решительным тоном, — или я насильно волью его тебе в горло.
Невыносимый!.. Роберта посмотрела на дядю, потом на тетку, но никакой помощи от них ждать не приходилось.
Со вздохом взяв стакан из руки маркиза Инверэри, она зажала ноздри левой рукой и залпом выпила вино, словно совершая самоубийство. Реакция на эту темно-янтарную жидкость не заставила себя долго ждать. Сначала ее изумрудные глаза расширились в паническом удивлении, а когда она проглотила этот жгучий напиток, то сильно закашлялась.
Гордон ухмыльнулся, видимо забавляясь всем этим.
— Мой маленький симпатичный котеночек вырос в красивую, хотя и немного нервную кошечку, — протянул он.
— Я вовсе не твоя, — отрезала Роберта и обратила умоляющий взгляд к дяде в надежде все-таки найти защиту у него.
— Давайте-ка сядем у камина и обсудим все это спокойно, — предложил граф Ричард, вняв ее безмолвной мольбе.
— Хорошо, — согласился Гордон. И сделал шаг, чтобы помочь своей жене встать с кресла и провести ее через комнату.
— А я уже пришла в себя, — заявила Роберта, отводя его руку.
Когда все уселись в кресла перед огнем, то, поглядывая на Гордона искоса из-под густых черных ресниц, Роберта заметила, что он смотрит на ее руки. Со всей возможной непринужденностью она накрыла правой рукой «дьявольский цветок» на левой. Когда же тот испытующий взгляд перешел с ее рук на лицо, она быстро перевела взгляд на огонь в камине. Изо всех сил Роберта старалась не смотреть в его сторону, но все же ощущала его присутствие, чувствовала, что оно заполнило весь дядин кабинет, и ничего не могла с этим поделать.
Леди Келли с неопределенной улыбкой маячила за спиной мужа, а граф Ричард встал прямо перед ними и скрестил руки на груди. Слегка откашлявшись, он заговорил:
— Похоже, у нас тут есть проблема.
— Не вижу никакой проблемы, — сразу перебил его Гордон, лениво вытягивая свои ноги к огню. — Я приехал забрать свою жену.
— Не называй меня так! — вскинулась Роберта, и голос ее зазвенел от еле сдерживаемой истерики.
— Ты маркиза Инверэри, ангел мой, независимо оттого, нравится тебе это или нет, — с непринужденной улыбкой отозвался Гордон.
Роберта почувствовала, что сейчас завизжит, завопит, раскричится, но усилием воли постаралась сделать так, чтобы голос ее прозвучал по возможности мягко.
— Милорд, я желаю расторжения брака.
— Это невозможно, мой ангел.
