— Спид? — переспросил он.
— Да, СПИД, синдром приобретенного иммунодефицита. Если подхватить эту штучку, то и помереть недолго. А половой акт не последний способ заполучить это. Только не говорите мне, что для вас это какая-то новинка, о которой вы в первый раз слышите!
— Нет, мне известны болезни, передающиеся подобным образом, — мрачно констатировал он. — И мои люди не знали этой беды, пока нам ее не занес белый человек. Одна такая болезнь, известная как французская хворь, наша плата за то, что называется прогрессом, но я не знаю ни одной любовной болезни, от которой люди помирали бы.
— Вы говорите о венерических заболеваниях, которые подконтрольны медицине. О СПИДе такого не скажешь, и по мне, так лучше воздержаться, чем потом проклинать себя. — Поскольку он ничего не ответил, она жестко договорила: — Иными словами, шутки в сторону, парень, время забав миновало. Так что позвольте мне встать.
— Я так понял, что у вас этого спида нет, потому вы и страшитесь заразиться им.
Она безуспешно попыталась свести свои ноги, от чего лишь сильнее ощутила близость его бесстыдной наготы.
— Поймите вы, Торн, я не намерена гадать на куриной косточке. Вам не кажется, что меня легче сломать, чем согнуть? По мне, стократ лучше утратить ваше расположение, чем…
Он вновь прервал ее:
— Меня не так легко запугать. К тому же я спросил, а вы не ответили.
— Нет, СПИДа у меня нет! — заверила она его, внутренне раздражаясь. — И вовсе не благодаря верности мужа, — продолжила она сухо. — Пришлось пройти медицинское тестирование, чтобы убедиться, что я не инфицирована. А вы? Можете ли и вы сказать о себе то же самое?
Серебряный Шип кивнул:
— Я тоже ничем не болен. Ну, как, ваши страхи теперь унялись, маленькое создание?
Она покачала головой:
— Не совсем. Я бы почувствовала себя гораздо «покойнее, если бы вы вообще отказались от дальнейшего нашего сближения. Не стоит ли нам покинуть друг друга и вернуться в исходное положение? Отпустите меня, давайте просто сядем у костра, как и раньше, сидели.
Он будто не слышал последних ее предложений, а просто решил направить разговор в несколько иное русло.
— Понимаете ли вы, что ваше великолепное тело повергло меня в полное смятение? — проговорил он, проводя рукою по ее животу и продвигаясь ниже.
— Что? — спросила она, совершенно теряя бдительность.
Его пальцы пробрались уже под резинку трусиков и достигли завитков ее темных волос.
— Все, — прошептал он, стараясь рассмотреть то, что трогает. — Нежные и прекрасные волосы, просто шелк. Какая милая защита, какой восхитительный покров накинут на тайну вашей женственности.
Он неотрывно смотрел туда, где пальцы его уже нащупали маленький бутон плоти — средоточие ее наслаждения.
Никки от его прикосновения забыла все, готовая уже умолять его о продолжении. Но какая-то ничтожная часть сознания все еще не утратила способности логически мыслить, все еще настаивала на том, что она должна встать. И она к тому же не могла до конца поверить, что этот человек… этот маньяк… Боже, почему она столь роковым образом подчиняется ему, будто он нечто ей повелел, будто она марионетка, ведомая кукловодом. Один взгляд этих прозрачных серебряных глаз — и она практически загипнотизирована. А уж его прикосновения… Боже, каждое его прикосновение, казалось, ослепляло и сжигало ее…
— Позвольте мне вкусить вас, Нейаки, — пробормотал он, — дабы я мог испить сладостный нектар, таящийся в недрах вашей плоти.
Хотя она не сказала ни слова, за нее красноречиво ответило тело. Мышцы расслабились, открыв ему путь к желаемому. Когда он стягивал с нее трусики, она приподняла свои бедра. А когда голова его склонилась в поисках своей награды, она подалась вперед, раскрываясь навстречу его губам.
Мысли ее совершенно растворились в ощущениях, когда его рот коснулся искомого, а язык исследовал путь будущего блаженства. Поэтому, когда он выпустил ее запястья, она не воспользовалась этим для своего освобождения. Напротив, прижала его голову к себе, запустив пальцы в его густые волосы, и всем телом подалась навстречу его движению. И тут, подхваченные диким шквалом страсти, они отдались друг другу, с каждым его прорывом в ее недра, воспламеняясь, все неистовее. И так длилось до тех пор, пока солнце свершения не пронзило их тысячью сияющих стрел.
Никки всегда считала себя существом, достаточно образованном в сексуальном плане. Она была хорошо начитанна и, вплоть до сегодняшнего соития, считала себя человеком, ведущим здоровый, нормальный образ половой жизни. Сегодня же она испытала нечто совсем новое, хотя здесь было и то, что Скотт в свое время пробовал ей предложить, но тогда она полагала это извращением и всецело отвергала. Впрочем, со Скоттом она довольно регулярно достигала высшей, как ей казалось, точки наслаждения, считая, что ей удалось испытать ощущения, доступные не всякой женщине. Но она никогда не достигала таких вершин, на которые сегодня вознес ее Торн!
Если бы кто-нибудь раньше попытался убедить ее, что подобное, возможно, что так и должно быть, она сочла бы такого человека лжецом. Или попросту романтическим идиотом. Кульминация страсти — лишь плод сознания, упоенного любовными романами, а отнюдь не реальностью жизни. Неподвижные колокола сами по себе еще не создают гармонии. Набат до поры молчит, и пока он молчит, его нет. Небесные тела не падают с небес, а земные тела на небеса не возносятся. Все это просто болтовня фантазеров.
Ох, но теперь Никки познала высшее, и если бы она захотела описать испытанное, то вряд ли нашла бы слова, способные выразить все то, что только сейчас довелось ей пережить. Были мгновения, когда она чувствовала свою близость к смерти, ибо сердце ее не просто замирало, а надолго останавливалось в груди. Наслаждение было столь мощным, что принимало формы страдания. А свершение настолько приблизило ее к ощущению гибели и чувство полета было столь достоверным, что она явственно пережила роковые мгновения расставания души с телом.
Пережив самый восхитительный, ошеломляющий опыт в своей жизни, Никки лежала неподвижно и почти бездыханно, откинувшись назад в медленно остывающем жаре, смакуя ослабевающие отзвуки насыщенных любовью переживаний. В этот момент, казалось ей, в мире нет ничего способного нарушить ее блаженное состояние. Ничего, что смогло бы проникнуть к ней из внешнего мира, пробив легкий туман, окутавший ее с головы до ног.
Но нечто все же достигло ее, пробив эту оболочку покоя, и это был голос Серебряного Шипа, не без удивления произнесшего:
— Во все дни своей жизни я никогда, ни с одной женщиной не доходил до такого самозабвения, в какое попал сейчас с вами, Нейаки. До сегодняшнего дня я всегда был хозяином своего тела, и все мои действия были вполне осознанными. Впервые я почувствовал себя в плену у женского естества, и единственное, в чем у меня нет сомнений, что со мною это на самом деле случилось, и что этому суждено было быть. Хотя мы пришли друг к другу из разных миров, из разных времен и у меня нет ни малейшего представления, продолжится ли наша связь или оборвется, в одном я уверен: мы вдвоем, вы и я, Нейаки, зачали сейчас сына.
