Для посещения театра Криста выбрала шелковое платье цвета аметиста с низким вырезом, отороченным брюссельским кружевом. А широкая юбка с глубокими шлицами по последней моде была отделана лентами в тон платью.
Опера приближалась к концу, музыка понемногу затихала по мере того, как опускался занавес. Публика громко аплодировала, а лорд Уимби, пожилой мужчина с серо-стальными волосами и румяными щеками, сидевший рядом с Кристой и Мэтью в элегантной ложе, закричал: «Браво!»
– Бальф великолепен, виконт, – отозвалась Криста о композиторе. – Спасибо вам, лорд Уимби, за приглашение.
Он улыбнулся:
– Не стоит, уверяю вас.
– Мэтью обычно проводит вечер за кое-чем более увлекательным, – заметила Диана, одарив Мэтью улыбкой, значение которой Криста не совсем поняла.
– Его отец и я пытаемся подвигнуть его на более серьезный образ жизни, – сказал лорд Уимби. – Мы и от вас ожидаем поддержки, мисс Харт. – Виконт подмигнул, говоря о них как о супругах.
Двигаясь к выходу, Диана раскрыла веер из черных страусовых перьев и принялась им обмахиваться.
– Опера была превосходная, не так ли? Ах, я так люблю музыку. Я могла бы слушать ее часами. По-моему, нет ничего более занимательного.
Одетая в шелковое платье в синюю и черную полоску, с красновато-каштановыми локонами, зачесанными назад, с синими глазами, Диана Кормак, виконтесса Уимби, была чрезвычайно красива.
Все четверо вышли из ложи и направились к каретам, выстроившимся перед зданием театра.
Когда Криста вернулась в дом на Сент-Джордж-стрит и Мэтью проводил ее до двери, было около полуночи. Поскольку слуги легли спать, она открыла дверь своим ключом, потом повернулась и пожелала Мэтью спокойной ночи.
В ответ он притянул ее к себе и нежно поцеловал в щеку.
– Благодарю за приятный вечер, Криста. Нам следует вскоре его повторить. Через день-два я зайду, и мы сможем это обсудить.
Криста просто кивнула в ответ. Ей хотелось разобраться в своих чувствах к Мэтью Карлтону. Каждый раз, когда они проводили время вместе, она испытывала некоторые сомнения. Может быть, ответ даст время. Она закрыла входную дверь и повернулась к лестнице, потом увидела луч света лампы в коридоре, пробивающийся через полуоткрытую дверь отцовского кабинета. Решив, что отец либо заработался допоздна, либо забыл задуть лампу, она пошла в кабинет.
Войдя, она увидела, что не отец, а Лейф склонил светловолосую голову над столом красного дерева в углу, и резко остановилась.
Он держал в руке карандаш, вцепившись в него так, будто тот мог сбежать, и копировал буквы, которые написал для него отец. Должно быть, Криста издала какой-то звук, потому что Лейф отложил карандаш, отодвинул стул и встал.
– Так… наконец-то вы дома.
Она вздернула подбородок. Почему этот человек постоянно вызывает в ней раздражение?
– Едва ли вас касается мой распорядок дня, – ответила она, хотя исландские слова были гораздо резче.
Он кивнул в сторону окна:
– Этот ваш друг… вы отсутствуете с ним допоздна?
Рядом с входной дверью горел фонарь, и Криста поняла, что Лейф, должно быть, видел ее с Мэтью.
– Мы были в… э-э-э… – Она понятия не имела, каким словом лучше описать оперу. – В месте, где играли музыку, и мы были там не одни.
– Вы говорите, что он – друг, а я думаю, что он – нечто большее.
Она проигнорировала это замечание. Мэтью всего лишь поцеловал ее в щеку, едва ли этого достаточно, чтобы заслужить обвинение, и уж точно не от Лейфа. Вместо этого Криста зашла с другой стороны стола, чтобы взглянуть на то, что так усердно изучал Лейф. Она увидела, что буквы, которые он писал снова и снова, становились лучше с каждым усилием.
– Отец учит вас писать алфавит. Как только вы будете знать буквы, вы сможете начать учиться чтению. Вам известно значение этого слова?
Он кивнул:
– В древности наши соплеменники использовали саги, чтобы записать то, что должно было передаваться из поколения в поколение. Потом появились священники. Они научили мой народ письменности и рассказали о вашем христианском Боге.
– Значит, вы – христианин?
Он пожал мощными плечами:
– У нас на Драугре своя религия. Это смесь вашего христианства и нашей веры в древних богов викингов.
– Понятно.
Хотелось расспросить Лейфа еще об острове, на котором он жил, но время было позднее. К тому же Криста видела, что Лейф смотрит на нее горячим взглядом, и это ее нервировало.
– Уже за полночь, – сказала она. – Думаю, нам обоим пора в постель.
Он прищурил синие глаза:
– Ах, леди, как пожелаете. Мне хотелось бы этого больше всего.
Криста не успела быстро отойти от него и внезапно оказалась в его объятиях. Она изумленно открыла рот, когда его губы накрыли ее губы. Она была слишком потрясена, чтобы сразу же оттолкнуть Лейфа. Потом жар его поцелуя, скольжение его языка по ее губам, побудившее раскрыть их, разожгли жаркую волну, которая лишила ее самозащиты.
Губы его были нежными, но твердыми, когда касались ее губ, и глаза Кристы закрылись сами собой. Биение сердца ускорилось, от прикосновений его крепкого тела под материалом корсажа затвердели соски, а кости, казалось, начали плавиться в его объятиях.
А потом его руки двинулись вниз, по бедрам, пока не накрыли ягодицы поверх платья, и глаза Кристы распахнулись.
Она стала вырываться, упираясь ладонями в грудь, твердую, точно гранит, и попыталась оттолкнуть его. С явной неохотой Лейф завершил поцелуй за мгновение до того, как в кабинет вошел отец.
Дыхание Кристы было прерывистым, она чувствовала, как щеки заливает румянец. Отец посмотрел сначала на одного, потом на другого, и брови его слегка приподнялись.
– Я пришел проверить, что делает Лейф, – сказал он Кристе, – сказать ему, что пора ложиться спать.
Криста покраснела сильнее.
– Да, я пыталась сказать ему то же самое. – Она не отрывала взгляда от отца. – К сожалению, Лейф понял меня неправильно.
Брови профессора взлетели еще выше, когда стало понятно, что дочь имела в виду.
– Мне хотелось бы знать, что вы говорите отцу. – Взгляд Лейфа пригвоздил ее к месту.
– Я рассказала ему, что произошло, что вы неверно поняли то, что я пыталась сказать.
– Да, – согласился профессор, заговорив на языке Лейфа. – Моя дочь просто пыталась сказать, что вам и ей следует идти спать.
Глаза Лейфа снова сверкнули.
– Именно это она и сказала. Значит, здесь существует обычай предлагать гостю свою дочь?
– Нет! – хором ответили отец и дочь.
Отец кашлянул.
– Мы оба хотели сказать, что уже поздно и что в это время все должны идти спать.
Выражение лица гостя изменилось.
– Прошу прощения, профессор. Я не хотел нанести оскорбление ни вам, ни вашей дочери.
