— Сегодня мы возвращаемся в долину Аспен.
— Тебе пока что нельзя ехать верхом, — запротестовала Флора. — Да и в повозке это неблизкий путь! — Повернувшись к нему спиной и приводя в порядок постель, она прибавила: — Вдобавок у тебя еще не прекратились головные боли и во время ходьбы болит плечо. Словом, об отъезде думать рано. Я не поеду.
— Поедешь! — воскликнул он, сверля ее спину сердитым взглядом.
— Сам знаешь, я твоим приказам не подчиняюсь! — огрызнулась девушка, намеренно не поворачиваясь к нему. Она знала, что он сыплет молнии из глаз. — Твердил: «Ты у нас командир, ты у нас командир», а на поверку готов ногами топать, если я тебе хоть слово поперек скажу.
— Так, значит, ты не хочешь ехать? Ладно, дело твое. В таком случае я уеду один. То есть вместе с Люси. А ты можешь приехать позже. Если вообще пожелаешь.
Тут Адам осекся, сам понимая, что в гневе неожиданно зашел слишком далеко. Он вздохнул и сказал:
— Извини, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть. Но пойми и ты меня: такая мука целыми днями лежать или сидеть на одном месте! Мне не по нутру болеть — исправно набивать желудок пресной пищей, принимать лекарственные снадобья, спать по двенадцать часов. Так недолго совсем обабиться. Я мужчина, я люблю деятельность, моя энергия требует выхода. Без дела я вяну, сохну, изнываю… Я рехнусь без дела! Я не видел своего ранчо и своих лошадей уже Бог весть сколько времени — чертову уйму недель. Умоляю, поедем! Если» хочешь, будем двигаться короткими переходами, с частыми и долгими привалами. Но только уедем отсюда. Я хочу домой!
Он произнес последние слова с такой тоской, что Флора поняла: нет, он не капризничает, он действительно на грани нервного срыва. Такой деятельный и энергичный мужчина и в самом деле не способен долго бить баклуши.
— Ну-у… — протянула она растерянно, — ну, разве что если с частыми привалами…
Будь Адам здоровее, он бы подпрыгнул от радости. А так лишь просиял и весело воскликнул:
— Да как прикажешь! Ты у нас командир! Флора рассмеялась.
— Ах ты негодяй! Ведь я не со зла держу тебя в постели. Я хочу, чтоб мы с тобой дожили рядышком до ста лет, а ты норовишь сыграть в ящик во цвете молодости из-за небрежного отношения к ранам.
— Давай растянем возвращение на целую неделю, — предложил Адам. — Уж, кажется, медленнее и нельзя!
С тех пор как его отец умер, Адам никого никогда не слушал, когда речь шла о его личных делах. Изольда и другие женщины были ему не указ. К советам и рекомендациям родственников он прислушивался, но поступал все-таки по-своему. После столь долгого периода полной свободы в своих поступках он с трудом перестраивался. Только сила любви к Флоре заставляла его хоть как-то ломать себя и искать разумных компромиссов.
В конце концов решили, что разумнее всего уложить путешествие до ранчо в пять суток.
Скучно в пути не было: осенние пейзажи прекрасны, к тому же чистый свежий воздух еще достаточно прогревало солнце. Тополя и осины стояли одетые в золото, кусты толокнянки ярко рдели, и, благодаря ясной погоде, окрестности просматривались на многие мили.
Лорд Халдейн и остальные члены его экспедиции остались в поселке Четырех Вождей, так что Адам и Флора проделали путь до ранчо вместе с Люси. Впервые они так долго были только втроем: он, она и Люси.
Когда они миновали узкий проход между холмами и впереди вдруг открылась долина Аспен, Адам радостно вскинулся, дотянулся до Флориной руки, взял ее в свою и торжественно объявил:
— Вот мы и дома. Добро пожаловать, миссис Сepp!
— Спасибо, мистер Серр, — отозвалась Флора. Как сладко было произносить эти слова. Мистер Серр принадлежит ей, она принадлежит ему, а весь мир принадлежит им. Она — дома. Она обрела дом.
— Ой, у тебя слезки в глазах! — с простодушным удивлением воскликнула Люси, которая ехала на низкорослой лошадке справа от Флоры.
— Это потому, что я счастлива, — тихо произнесла Флора.
Люси с любопытством смотрела на нее. Она впервые видела великолепную леди Флору плачущей. Затем девочка солидно заявила:
— Весенняя Лилия говорила, что теперь ты можешь стать очень плаксивой — это бывает, когда ждут ребеночка. Когда ждут ребеночка, плачут от счастья, да? Я хочу, чтобы ты родила мальчика. Мальчик не станет играть с Крошкой Ди-Ди, и мы не будем драться из-за нее. Крошка Ди-Ди тоже хочет мальчика.
Все это было сказано уверенным тоном балованного ребенка, который полагает, что его желания должны исполняться и весь мир кружится исключительно вокруг него. Но очаровательное простодушие искупает этот объяснимый детский' эгоизм.
— Ну, мы не уверены, что будет мальчик, — сказал Адам. — Решать не нам, а Аа-бадт-дадт-дее.
— Я надеюсь, что он решит правильно и будет мальчик, — непреклонно заявила Люси, обнимая свою куклу-подружку. Обращаясь уже к Крошке Ди-Ди, она добавила: — Ведь ты тоже хочешь, чтобы это был мальчик, правда? Тогда давай вместе попросим Аа-бадт-дадт-дее.
— Какая, однако, настойчивая! — рассмеялся Адам. — Флора, придется тебе учесть столь энергичное пожелание.
— Если родится девочка, мы назовем ее каким-нибудь мужским именем — Арчибальда.
— Вряд ли Крошка Ди-Ди согласится на такой компромисс. Если родится девочка, придется попробовать еще раз.
— Я не против.
— Ловлю на слове! — весело воскликнул Адам.
— Лови.
Тут он перегнулся к Флоре и сказал тихо, чтобы Люси не слышала:
— Так ты, значит, не против? Ты знаешь, как только приедем на ранчо — сразу в постель. Будем практиковаться в том, как делать мальчиков.
— Будто ты не умеешь!
— За время болезни чуточку разучился.
— Глупости! И потом — сразу в постель не удастся. Сперва ты должен поздороваться со слугами, все осмотреть.
— Много времени это не займет. Наша спальня ждет нас! Вперед!
Если бы Адам не боялся рассердить Флору, он бы тут же пустил своего коня в галоп.
Дома, наконец-то дома!
Приближение хозяина всполошило слуг. Когда Адам, Флора и Люси подъехали к дому, все слуги во главе с дворецким и экономкой выстроились встречать их.
Люси проворно спрыгнула с пони и тут же убежала в дом вместе с обрадованной ее приездом Доброй Тучей.
После того как Адам помог Флоре спешиться, миссис 0'Брайен возмущенной скороговоркой начала бесконечную повесть о визите Изольды на ранчо.
На десятой фразе Адам вежливо остановил ее.
— Вы мне лучше просто скажите: сколько повозок она загрузила?
— Десять повозок увезла, негодяйка! Десять! Пробовали мы ее урезонить — куда там. Никакой совести. Монтойя уж готов был за ружье схватиться и прикончить ее — еле уговорили успокоиться. Говорим: вряд ли хозяин одобрит такое смертоубийство. А поверите, я бы ее и сама задушила, пробудь она тут подольше… И на всех-то она орет, и всеми-то она недовольна. А ругается — прямо как пьяный погонщик мулов! Короче, уж так мы были рады, когда она уехала — словами не передать. Только, почитай, голые стены во многих комнатах оставила.
