Жосслен кивнул.
— Прекрасно! — воскликнул Малькольм Кенн Mop. — До тех пор вы с вашей женой-красавицей останетесь моими гостями. Добро пожаловать в Шотландию, милорд де Комбур! Добро пожаловать в Шотландию!
В королевском замке, высившемся над Эдинбургской скалой, воссоединенным супругам подыскали две небольшие спальни. Энгус Лесли проводил туда Жосслена после его беседы с королем. Когда проводник удалился, Жосслен еще несколько минут стоял в раздумье перед дверью. Затем, отбросив сомнения, он резким движением повернул дверную ручку, распахнул дверь и, войдя в комнату, обнаружил, что она пуста.
Он в удивлении огляделся по сторонам. За дверью оказалась маленькая комнатушка с прямоугольным дубовым столом и двумя стульями. Жосслен прошел через комнату, открыл дверь в дальней стене и попал во внутреннее помещение, где было одно окно, угловой камин и большая кровать, занимавшая почти все свободное место. Здесь Жосслен и нашел свою жену, стоявшую у открытого окна и глядевшую на город.
— Пока что нам придется остаться в Эдинбурге, — неуклюже проговорил он вместо приветствия.
— Почему? — раздраженно спросила она, так и не повернувшись к нему лицом. — Я хочу вернуться в Эльфлиа, пока еще в состоянии путешествовать. Я соскучилась по матери, а Мод не видела меня вот уже почти полгода.
— Эрик Длинный Меч должен понести наказание за свой поступок. Орудием казни стану я.
— Разве король Малькольм не может сам позаботиться об этом? — холодно спросила Мэйрин.
— Мог бы, если бы я ему позволил. Но я не позволил. Эрик Длинный Меч поставил под сомнение мою честь, и я имею право встретиться с ним в поединке.
— А как насчет моей чести? — спросила Мэйрин.
— Я сражусь с ним за нашу общую честь, Мэйрин.
— Нет, я так не думаю, милорд. Ты будешь сражаться с Эриком и убьешь его, но не ради твоей любви ко мне и не потому, что ты возмущен теми страданиями, что причинил мне этот человек. Ты будешь сражаться с ним и убьешь его потому, что думаешь, будто он изнасиловал меня и сделал мне ребенка. Ребенка, которого тебе придется признать своим. Сына, который станет твоим наследником. Ты будешь сражаться не за меня, Жосслен. Ты будешь сражаться потому, что чувствуешь себя оскорбленным. Но я должна раз и навсегда сказать тебе, что ты не прав. — Мэйрин наконец повернулась к нему, и Жосслен увидел, что глаза ее сверкают от гнева, который она отчаянно пытается подавить.
Гнев?! Почему же она сердится на него? Разве не он пострадал больше всех в этом происшествии?
— Вот уже второй раз ты клянешься мне, что отец этого ребенка не Эрик Длинный Меч, Мэйрин. Я люблю тебя, моя колдунья, и очень хочу поверить тебе, но как это сделать?! — с отчаянием в голосе спросил Жосслен.
— Почему ты веришь ему больше, чем мне, Жосслен? Просто потому, что он — мужчина, а значит, больше заслуживает доверия? Я — твоя жена. Разве я когда-нибудь лгала тебе? Эрик Длинный Меч бил меня, но, кроме своих рук и рта, ничем больше не касался моего тела. Мне кажется, он не способен совокупиться с женщиной. Он не изнасиловал меня. Если хочешь, я скажу тебе более прямо, Жосслен. Он ни разу не проник в меня своим мужским органом, он ни разу не пролил в меня своего семени. Разве я говорю недостаточно ясно, Жосслен? Ребенок, которого я ношу под сердцем, был зачат в Йорке, с тобой. Если родится сын, в чем я уверена, а ты откажешься признать его, то я потребую справедливости и обращусь к церкви и королю. Все! Больше я не скажу об этом ни слова.
Жосслен был потрясен ее холодностью и гневом. Первый его порыв был разгневаться в ответ, но голос благоразумия подсказал, что если он позволит себе это, то между ним и Мэйрин все будет кончено. Жосслен этого не хотел и надеялся, что Мэйрин тоже не хочет. Он вспомнил, как Дагда предостерегал его от опрометчивых поступков. И внезапно понял, что за пять месяцев их разлуки он ни разу не подвергался ни угрозе смерти, ни вообще какой-либо серьезной опасности. А Мэйрин стояла на краю гибели. И боялась она не только за себя, но и за этого еще нерожденного ребенка. Кто-то должен уступить, и Жосслен видел, что это придется сделать ему. Он, конечно, тоже мог заупрямиться, чем лишь усугубил бы и без того трудное положение. Жосслен понял, что если хочет вернуть свою жену, то должен сделать первый шаг. Именно ему придется переступить через свою гордость, ибо Мэйрин не менее горда и дошла сейчас до последней черты перед окончательным разрывом.
— Помоги мне, Мэйрин, — тихо проговорил он. — Мне тоже тяжело.
— Я не могу заставить тебя поверить мне, Жосслен, — ответила она, но голос ее чуть-чуть смягчился.
— Я просто не могу понять, как тебе удалось избежать насилия.
— Сперва, — сказала Мэйрин, — я очень испугалась. Он ясно дал мне понять, что намерен сделать. Когда мы ехали сквозь снежную бурю в тот первый день, он держал поводья одной рукой, а второй все время щупал мою грудь. Мне было так стыдно! Но я не хотела умирать. Я так хотела жить, чтобы вернуться в Эльфлиа, к тебе и к малышке Мод! Я была уверена, что ты найдешь меня до наступления темноты, но этого не случилось.
— Я не знал, где искать, — ответил он. — Следы занес снег, но даже если бы снега не было, все равно я не отличил бы ваши следы от других.
Мэйрин кивнула.
— Теперь я это понимаю, но тогда так надеялась на тебя! Мэйрин подробно рассказала ему о том, как Эрик вез ее на коне; о том, как они встретились с шотландцами и укрылись на ночь в заброшенном доме; как она узнала, что они направляются в Шотландию. Слушая ее рассказ, Жосслен чувствовал, что сердце его разрывается на части: Мэйрин права, говоря, что он не имеет права сомневаться в ее честности. И все же частичка сомнений продолжала терзать его, особенно тогда, когда он вновь вспоминал злобные слова Эрика. Мэйрин, похоже, ничего не скрывала, описывая все до мельчайших деталей, и продолжала уверять, что Эрик Длинный Меч не надругался над ней.
Окончив наконец свое повествование, она вопросительно взглянула на мужа, и Жосслен понял, что ему надо сделать, чтобы сохранить любовь и уважение своей прекрасной колдуньи.
— Я верю тебе, Мэйрин! — сказал он. — Это правда.
— И ты признаешь, что ребенок, которого я ношу под сердцем, твое родное дитя? — продолжала она испытывать его терпение.
— Да! — воскликнул он без колебаний, и тут, к его величайшему изумлению, Мэйрин разрыдалась и бросилась ему на шею. Жосслен привычно обвил ее плечи руками и, почувствовав знакомое тепло и прикосновение к своей щеке ее мягких волос, ощутил, как все его сомнения действительно на время растаяли.
— Ах, колдунья моя, не плачь. Мы снова вместе, и я не допущу, чтобы мы еще когда-нибудь расстались, — поклялся он, успокаивающе поглаживая ее по голове.
