— Идем, пора познакомить тебя с сыном, — сказала Оливия и взяла Шелби за руку.
Он прошел, как во сне, вслед за ней по длинному коридору и оказался в небольшой комнате. Возле детской кроватки валялся в луже крови труп Буллока, а Дэвид, как видно, только что уснул, успокоившись, когда стихла канонада за окном и в доме перестали шуметь. Он лежал на животе, повернувшись лицом к родителям.
Судорожно сглотнув, Сэмюэль уставился на свою копию в миниатюре, потом медленно, будто чего-то стесняясь, протянул руку и бережно тронул кудрявую головку.
— У меня тоже были кудрявые волосы в детстве.
— Глаза у него тоже синие. — Голос Оливии дрогнул.
— Страшно подумать, что ты пережила, когда не получила ответа ни на одно письмо.
— Я решила, что ты погиб, выполняя какое-то опасное задание, — ответила она просто.
«Она помнила обо мне, оставшись одна в чужом городе, ожидая ребенка от женатого мужчины. Несмотря ни на что, она помнила и любила», — с нежностью подумал Сэмюэль.
— Ты верила в меня и уберегла нашего сына от позора, сделав вид, будто вышла замуж. Все трудности и невзгоды выпали на твою долю, а я ничем не мог помочь, — печально покачал головой Сэмюэль.
Оливия молча наблюдала за тем, как пальцы его сжимают и разжимают деревянную спинку кровати. Сэмюэлю было горько, и она понимала это.
— Ты и впрямь подумал, что я вышла замуж, когда получил письмо от губернатора?
Она говорила мягко, ни в чем не обвиняла, и от этого ему стало особенно стыдно за себя.
— Увы, да. Месяц за месяцем я отправлял письма, но ответа все не было. А потом, когда пришло известие о смерти Летиции, я узнал, что ты будто бы стала женой какого-то знатного испанца. — Сэмюэль взглянул в бездонные зеленые глаза, горестно вздохнул и признался: — Я так и не поверил тебе до конца, Ливи. И никогда не прощу себе этого.
Как бы сама собой потянулась рука, и Сэмюэль коснулся лица Оливии в том месте, где от удара рукояткой пистолета остался след и нежная кожа начала приобретать синеватый оттенок. Оливия прижалась щекой к теплой ладони возлюбленного.
— Я прощаю тебя, Сэмюэль. Я полюбила тебя и продолжала любить, узнав твой характер, чем ты занимаешься. Жизнь отучила тебя доверять людям. Да и обстоятельства сложились так, что все говорило не в мою пользу.
— Нет, — возразил Шелби, — во всем виновата моя проклятая гордость, вернее, опасение, как бы она не пострадала. Ведь я всего лишь солдат, а ты знатна, да еще оказалась богачкой, как с этим смириться? Вот я и поверил, что ты предпочла мне аристократа. Черт побери, у меня уже была богатая и честолюбивая жена. Я боялся обзавестись второй такой же, хотя в глубине души знал, что у тебя нет ничего общего с Летицией.
Оливия почувствовала, как у нее сдавило грудь и учащенно забилось сердце. «Неужели мы столько перенесли только для того, чтобы опять потерять друг друга? Нет, этого нельзя допустить!»
— Сэмюэль, я могла выйти замуж за богатого, знатного человека. У меня были такие предложения. Но мне не был нужен никто, хотя я считала тебя тогда погибшим. А прошлой весной мне стало известно, что ты жив. — Шелби удивленно посмотрел на Оливию, а она продолжала: — У меня есть друзья в Пенсаколе. Они рассказали историю об Испанском Янки, который сумел одурачить англичан, а потом сбежал из тюрьмы. По описанию я узнала тебя и даже возненавидела за то, что ты нас бросил. — Она пытливо взглянула на Сэмюэля. — И все же я не смогла разлюбить тебя. И была счастлива тем, что ты жив.
— Когда я добрался до Нового Орлеана, мне очень хотелось повидаться с тобой, но я не решался, — признался Сэмюэль. — Мне сказали, что ты овдовела и живешь затворницей. Да, ты была свободна, но у меня не хватило смелости навестить тебя. О Ливи, любовь моя, — воскликнул он, обнимая Оливию. — Какой же я был глупец!
— Не глупее меня, — прошептала она сквозь слезы, уткнувшись лицом в жесткую ткань его мундира.
В это время проснувшийся Дэвид увидел мать в объятиях высокого незнакомца. Хотя волосы у него были темные, а не светлые, как у того, другого, плохого человека, ребенок все равно испугался, не понимая, что происходит, и жалобно позвал:
— Мама!
Повернувшись, но не отодвигаясь от Сэмюэля, Оливия взяла сына на руки и прижала его головку к плечу, чтобы ребенок не видел труп Буллока. Сэмюэль взглянул на мальчика и снова испытал потрясение, как и несколько минут назад, когда вошел в комнату. Дэвид его сын!
— Давай я возьму его. Тебе больно, — попросил он, заметив, как поморщилась Оливия, когда ребенок случайно задел головой ее щеку.
И она протянула ему сына со словами:
— Дэвид, тебе пора познакомиться с человеком, которого ты давно ждал.
Когда Сэмюэль вышел из комнаты с сыном на руках, все печали и невзгоды прошлого, вся ненависть и пролитая кровь остались позади. Туман рассеялся. Через широко распахнутую парадную дверь в дом вливался яркий свет зимнего солнца, словно благословляя людей, наконец-то обретших заслуженное счастье.
Жители и воины Нового Орлеана праздновали свою почти невероятную победу. Англичане потеряли почти полторы тысячи убитыми — против всего пятидесяти погибших американцев. Такой успех стал возможен благодаря объединенным усилиям артиллерии Жана Лафита и метких стрелков из Кентукки, сумевших нанести сокрушительное поражение регулярной армии британцев. Город ликовал и чествовал героев — генерала Джексона, братьев Лафитов, командиров отрядов ополчения из Теннесси и Кентукки. Со стороны Шарт-стрит доносился шум безудержного веселья, а с колоколен церквей лился праздничный перезвон.
Но на втором этаже городской резиденции Дюрана все было тихо и спокойно. Сюда перебрались из Нового Версаля Сэмюэль и Оливия после того, как полковник сообщил о предательстве и смерти Буллока генералу Джексону и совершенно потрясенному губернатору Клейборну. Дэвид мирно спал в соседней комнате под присмотром горничной Флорины.
В гостиной ярко пылал огонь в камине, и его тепло позволяло забыть о январском холоде. Сэмюэль наполнил мадерой два хрустальных бокала и подошел к Оливии, гревшей руки у камина. По длинным рыжим волосам, заброшенным за спину, пробегали отсветы оранжевого пламени. На его фоне четко вырисовывалась тонкая фигура молодой женщины в мягко ниспадающем зеленом муслине. Шелби провел взглядом по высокой груди и округлым бедрам, всмотрелся в прекрасное лицо, такое аристократически-прелестное в профиль, и глубоко вздохнул от захлестнувшей его любви.
Сэмюэль передал Оливии вино, оба поднесли бокалы к губам, но пить не стали и молча смотрели друг на друга, будто чего-то ожидая. Наконец полковник сказал:
