Олимпия знала, что ей делать теперь. Несмотря на бившую ее дрожь, она взяла себя в руки и направилась вместе с сопровождавшими ее фрейлинами в собор. Здесь ее встретил дядя, он подал племяннице руку, и они повернулись лицом к арке входа. Заполнившие просторное помещение храма люди в роскошных одеждах были аристократами и роялистами — друзьями и сторонниками дяди. Когда Олимпия и Клод Николя под звуки приглушенной музыки шли по проходу к алтарю, все встали со своих мест. Олимпия оглядывала гостей, но их лица начали расплываться у нее перед глазами. Впереди, высоко над алтарем, светился великолепный витраж, сквозь который проникали, окрашиваясь в яркие топа, лучи солнца, слепившие Олимпии глаза.
Все еще глядя на витражное окно, она почувствовала, что Клод Николя отпустил ее руку. Олимпия взглянула в сторону алтаря и увидела стоявшего перед ним принца Гарольда. Звуки органа умолкли, и сразу же прекратился гул голосов людей, стоявших снаружи.
Церемония бракосочетания в протестантском храме шла на французском языке, но Олимпия не слушала ее, выжидая подходящий момент. Она все продумала и рассчитала. Ее загнали в ловушку, обложили со всех сторон. Если бы ей удалось бежать, они все равно провели бы венчание в ее отсутствие. Но одного не учли ее враги — Олимпия могла помешать их планам, сделав публичное заявление, к которому она сейчас и готовилась.
В храме стояла полная тишина, Олимпия слышала лишь громкий стук собственного сердца. Поэтому она скорее поняла по движению губ принца Гарольда, чем расслышала, что он произносит клятву. Тихо, словно шелест листьев сквозь завывание ветра, до ее слуха донеслись слова священника. Он спрашивал о том, согласна ли Олимпия Франческа Мария Антония Елизавета взять в мужья…
— Нет! — раздался звонкий голос Олимпии. — Я не согласна!
Но она тут же спохватилась, что от волнения говорит по-английски. Девушка повернулась лицом к собравшимся и громко повторила свои слова по-французски, по-немецки и по-итальянски — на тех языках, на которых говорил ее народ. Швырнув в сторону букет и сбросив с себя фату, она, подхватив длинный шлейф, устремилась вниз по ступеням прочь от алтаря, громко выкрикивая на ходу в лица ошеломленных гостей:
— Если мой народ захочет, я возглавлю его и установлю в стране демократию! Но я не выйду замуж только ради того, чтобы стать опорой трона!
Пусть теперь попробуют скрыть от народа то, что она сказала, как они скрывали от него правду на протяжении столетий! Если граждане Ориенса захотят, чтобы Олимпия возглавила революцию, она сделает это! Но она может начать ее прямо сейчас!
Услышав шум шагов за своей спиной, Олимпия пошла быстрее. Элегантно одетая публика, оцепенев от ужаса, не сводила с принцессы глаз. Ее дрожащий голос подхватило эхо, и теперь он гудел под сводами высокого храма.
Гулкие шаги по каменным плитам за ее спиной стали слышнее. Олимпия подобрала юбки и устремилась по проходу к широким дверям собора. Собравшиеся провожали ее изумленными взглядами. Несколько человек попытались схватить ее, но Олимпия увернулась. Внезапно почти рядом с ней прозвучал громкий голос дяди, отдающего короткий приказ, казалось, от его крика содрогнулись своды собора. И сразу же дверной проем перегородили уланы, одетые в алые мундиры. Олимпия почувствовала, что задыхается от бега и охватившей ее паники.
Нет, ей не удастся выполнить задуманное! Уланы остановят ее. Гости, занявшие скамьи храма, делали только робкие попытки схватить ее, но стража будет действовать более решительно.
— Принцесса! — Знакомый голос внезапно перекрыл поднявшийся шум.
Олимпия не остановилась, потому что не знала, не ослышалась ли она. Пытаясь увернуться от тянущихся к ней рук, она вдруг увидела устремившегося к ней человека. Не успела Олимпия испугаться, как его рука, затянутая в белую перчатку, крепко схватила ее за локоть. Но человек, одетый в синий мундир, украшенный золотыми аксельбантами и галуном, вовсе не собирался останавливать ее, напротив, увлек за собой. Олимпия в спешке и панике не могла разглядеть его лицо, но милый ее сердцу голос она сразу же узнала. Вокруг нее все кружилось и ходило ходуном в потоке яркого света, слышался взволнованный шум.
Они выбежали через ризницу на улицу и оказались у торца собора. Шеридан увидел Мустафу, сидящего верхом на лошади в окружении моря людей. Другую лошадь слуга держал за поводья. Толпа разразилась воплями и визгом, узнав свою принцессу. Эти истошные крики были подхвачены ревом тех, кто заполнил близлежащие улицы. Шлейф Олимпии застрял в дверях и оборвался, когда Шеридан захлопнул створку перед носом преследователей и толкнул принцессу вниз по ступенькам крыльца.
Толпа хлынула им навстречу. Сзади послышался звук открывающейся двери, и на пороге появились душители, переодетые уланами, с обнаженными саблями. Шеридан попытался добраться до Олимпии, но ее уже оттеснили люди. Она протягивала к нему руки, стараясь вырваться из людского водоворота, однако это ей не удавалось. Шеридан видел, как открывается ее рот, шевелятся губы, но крика он не слышал. Внезапно он почувствовал сильную боль в руке, а затем она занемела. Обернувшись, Шеридан увидел кровь на клинке одного из улан, но его тут же оттеснила яростно ревущая толпа.
Шеридан почти потерял Олимпию из виду, и его охватила паника. Он начал неистово кричать и искать ее белое платье в людском море. Его сердце похолодело от страха — ведь принцессу могли убить! Но вдруг он увидел ее — Олимпия проплывала высоко над толпой, люди несли ее на своих плечах.
Шеридан бросился вперед, видя, что Мустафа пробивается к ним, сидя верхом на лошади и осыпая народ ударами хлыста, чтобы расчистить себе дорогу. Некоторые понятливые люди начали помогать им, направляя Олимпию ближе к лошадям. А у дверей собора тем временем царила полная неразбериха.
Наконец руки людей, несущие Олимпию над толпой, осторожно посадили ее на лошадь. Она уцепилась за поводья и начала оглядываться, разыскивая в толпе Шеридана. Лицо Олимпии было бледным от страха. Она что-то кричала, но Шеридан не мог разобрать ее слов. Толпа отхлынула, увлекая его с собой. Внезапно многоголосый шум заглушил пронзительный вопль. Шеридан взглянул на Олимпию: ее взгляд был прикован к порталу собора, где сейчас что-то происходило. На лице Олимпии отразился ужас. Шеридан не мог со своего места разглядеть поразившую принцессу сцену, он видел только, что там царит страшная давка.
Олимпия удалялась от Шеридана, увлекаемая Мустафой и толпой народа, вдоль по улице. Выражение ее лица испугало его, он знал, что она может выкинуть в таком состоянии все что угодно, и поэтому устремился вперед, расталкивая толпу плечами, коленями и помогая себе даже раненой рукой. Главное было сохранить равновесие и не упасть.
