Ознакомительная версия.
По мере того, как Вера говорила, лицо Никанора, налитое дурной, темной кровью, постепенно слабело, расплывалось в чертах, искажалось нешуточной мукой. Голос женщины, злой, напористый, словно загонял в него какие-то жестокие гвозди.
– Вера! – он подошел уж совсем близко, взял за плечи, заглянул в лицо. – Верушка моя! Я же… У меня ж ни с кем, как с тобой… Пойдем со мной… Я для тебя все… Я могу нынче… Будешь как королевна жить!
– Нет, Никанор! – Вера решительно вывернулась из его рук, не опасаясь, повернулась спиной, пошла к дороге. На краю обернулась. – Сам рассуди: куда ты меня зовешь? В лес, в разбойничью долю? Мне королевной разбойников быть нынче несподручно. Другое на уме. Так что не поминай лихом. И я тебя злом не помяну. Прощай, Никанор!
Вера ушла. Никанор, зарычав, рухнул на колени в снег и долго смотрел на синеватое широкое лезвие ножа, который достал-таки из-за пазухи. Губы и все лицо его при этом бешено и страстно кривилось.
– Что-то ты нынче, Веронька, молчалива и таинственна, – улыбнулся инженер, помогая Вере раздеться в сенях. – Будешь мне загадки загадывать?
– Да, Матюша, ты все правильно чувствуешь, – подтвердила Вера. – Но только про это потом, ладно? Сначала мне возле тебя отогреться хочется.
– Конечно, Веронька, конечно, как ты захочешь… – Печинога обнял Веру и нежно поцеловал ее гладкие, густые волосы. – Я уж забыл, как ты пахнешь…
– А я помню, – улыбнулась Вера. – Как забуду, пойду к хозяйке, кусок мыла понюхаю и сразу тебя вспоминаю.
Веселясь и поддразнивая инженера, Вера гнала от себя тревогу. Она твердо решила не рассказывать Печиноге о встрече с Никанором, потому что никак не могла предугадать его реакции. Вдруг побежит в управу? Или – в лес? С какой-то мрачной сладостью Вера на миг представила себе картину, как двое огромных мужчин, не на жизнь, а на смерть схватились из-за нее на заснеженной поляне, и тут же с гневом на себя отогнала эту мысль. Жизнью Матюши она рисковать не станет! Особенно теперь. Пусть уж не знает ничего. Тем более, что и самой тут пока не все ясно. Разобраться надо, подумать на досуге.
После еды и ласк инженер посадил Веру к себе на колени.
– Как ты тут жил без меня, Матюша? Расскажи.
Печинога послушно стал рассказывать про самодеятельный комитет, про поездку к роженице на Выселки. Беседу же с разбойником Воропаевым утаил, чтоб не пугать возлюбленную. Зато рассказал про общение с медведем.
Вера вволю поплакала над судьбой осиротевшего младенца, пожалела плененного мишку, потом прижалась мокрым от слез носом к щеке инженера.
– Матюша, а ведь тот… Емельянов, он прав был. Не надо тебе было на Выселки ездить.
– Отчего же?
– Неладно там. А тебя, сам говорил, на прииске многие чуть не причиной всех бед числят. Не дай Господь, кто отомстить решится. Потом и концов не найдешь…
– Как я мог не ехать? Кто ж знал: может, ее еще спасти можно? Да и от судьбы, Веронька, не уйдешь. Коли порешит меня кто, значит так тому и быть.
– Нет, Матюша, нет! – Вера руками обернула к себе лицо инженера, целовала лоб, щеки, губы, глаза. – Нельзя тебе нынче умирать!
– Почему же? О себе печешься? Я тебе все оставлю, дом, деньги, все… – инженер говорил вроде бы в шутку, но его странные, каменные глаза оставались серьезными. – А ты взамен будешь моих братца с сестрицей убогих навещать и гостинцев им возить. Помнишь, я тебе про них рассказывал?
– Матюша! – Вера опять заплакала, но скоро улыбнулась сквозь слезы. – Мне ничего не нужно. Да вот тебе новость моя: ребеночек у нас с тобой будет!
– Что?!! – Печинога вскочил, уронив Веру с коленей. Она едва удержалась на ногах, оперлась о стол, смотрела с удивлением и страхом. – Нет! Невозможно!!!
– Как же невозможно, Матюша? – Вера пыталась еще увещевать вмиг одичавшего инженера. – Ведь мы же с тобой… От этого дети и бывают…
– Почему ты не сказала мне?! Какой же я идиот! Нельзя! Нельзя!
Вид Печиноги был совершенно обезумелый. Он принялся торопливо одеваться. Руки у него тряслись, он не попадал в рукава и все бормотал сквозь зубы: «Невозможно, невозможно!» Баньши тенью металась вслед за хозяином, грозно посматривая на Веру. Филимон, от греха подальше, запрыгнул на печь.
Вера уж не пыталась удержать, объяснить. Смотрела погасшим тусклым взором, лишь слегка вздрогнула, когда хлопнула, едва не слетев с петель, дверь.
К ночи и на следующий день Печинога не явился. Вера сутки пролежала с открытыми глазами на лежанке, кормила кота, пила молоко. После с оказией вернулась в Егорьевск. Там ни с кем не говорила, двигалась, как заведенная ключиком механическая игрушка. А к вечеру второго дня слегла в жестокой горячке.
Глава 35
В которой Софи ухаживает за Верой и узнает много нового, а Николаша делает предложение Машеньке Гордеевой
Доктор Пичугин тщательно протирал полотенцем каждый палец и озабоченно качал овальной, похожей на длинное яйцо головой. Консилиум, состоявший из двух Златовратских и доктора, был закончен. Заключение получилось неутешительным.
Софи смотрела на доктора строго, по-взрослому. Леокардия Власьевна уж прежде заметила в ней эту особенность: что-то лишь слегка меняя, чуть-чуть переставляя акценты, Софи могла казаться и вовсе девочкой, ребенком, и взрослой женщиной, много пережившей и понявшей. Ее собственные дочери, почти ровесницы Софи, подобным даром не обладали. В Аглае не было совершенно ребяческого, Любочка все никак не желала взрослеть, а Надя, как и сама Каденька, с трудом выказывала свою женскую сущность, тяготея к бесполой рациональности.
– Ничем, увы, ничем не могу поддержать вашу надежду, милая барышня, говорил между тем доктор Пичугин. – Состояние крайне тяжелое, в обоих легких – хрипы, прогноз сомнителен. Единственное, на что остается надеяться… Ну, вы сами знаете… Ваша камеристка – женщина крупная, сложения сильного, правильного, в самом расцвете возраста, по-крестьянски здоровьем одарена в полной мере. Вот тут есть для нас шанс…
– А для ребенка? – требовательно спросила Софи.
– Увы! – широко Пичугин развел руками. – Здесь никакой надежды. Но вы уверены, что она действительно носит ребенка? Как я понял, Вера Михайлова сообщила вам об этом ровно перед тем, как впасть в состояние полной беспамятности? Не было ли это сообщение началом бреда, так называемой аурой? Может быть, она, как всякая нормально развитая женщина ее возраста, хотела бы носить ребенка и в спутанности сознания просто выдала желаемое за действительность? Никаких признаков беременности я при осмотре не заметил…
Ознакомительная версия.
