— Восстания? — удивилась Анна. Ее голос все еще звучал тихо, будто безжизненно.
— Мартиника не всегда была раем, — усмехнулся Альбер. — Но я не стану излишне утомлять вас рассказами о сражениях недавней старины.
— Это как-то связано с семьей вашей невесты? — догадалась Анна.
— К вам возвращается ваша обычная проницательность, — усмехнулся Альбер. — Хинин просто творит чудеса, а доктор Леблан теперь и вовсе представляется мне великим магом.
— Я обидела вас? — растерялась Анна. — Простите, это вышло случайно…
— Дело не во мне, — отмахнулся Альбер. — Но, полагаю, вам придется столкнуться с отголосками давней вражды между плантаторами и негоциантами.
— Но разве ваша невеста не из семьи крупного землевладельца? — удивилась Анна.
— Так и есть, — кивнул Альбер. — Но месье де Танжери привлекают в этом браке лишь мои деньги и капитал моего отца, от которого он зависит, как большинство здешних аристократов, нуждающихся в оказываемых арматорами услугах — пополнении продовольствия, де нежных ссудах. Так что, если исключить чувства, то мой брак с Селестиной вполне можно назвать неравным.
Анна с интересом взглянула на Альбера — сказав это, он открылся для нее с новой, неизвестной ей прежде стороны. До того момента Анна не предполагала в нем такой чувствительности. Видимо, в отношениях между Альбером и его невестой тоже было то самое неравенство, которое, как ей казалось, существовало и между нею самой и Владимиром. А, может быть, такова природа любви, изначально предполагающей предпочтение интересов одной из сторон интересам другой? И не стоит беспокоиться: в любви всегда кто-то уступает — ради самой любви.
Вход «Жаннетты» в гавань со стороны, наверное, смотрелся величественно: узкий в корме, осанистый красавец клипер, увенчанный высокими мачтами и множеством дугою выгнутых под ветром белоснежных парусов, с легкостью птицы рассекал воды залива, приближаясь к порту, точно плывя над волнами, скользя поверх поднимаемых им бурунов как неведомое, сказочное существо. И невольно Анна оставила позади все свои страхи и сомнения, поддавшись очарованию момента, такому возвышенному и поэтичному.
Разгрузка заняла заметно меньше времени, чем предполагала Анна. И едва она успела осознать радость от ощущения под ногами твердой земли, как на клипере снова забегали, зазвучал рожок, играющий сбор, и Альбер, беседовавший с кем-то на молу, быстрым шагом вернулся к трапу и, подав Анне руку, помог ей снова взойти на корабль. Человек, с которым он говорил до этого, махнул куда-то в сторону рукой, и на его призыв с набережной бегом спустился рослый африканец, не без усилий тащивший кожаный саквояж.
Незнакомец, поднявшийся на борт, вежливо подождал, пока Альбер проводит Анну и вернется к нему, и потом вместе они направились к капитану, а носильщик проследовал за юнгой, указывавшим ему дорогу в каюту, где тот мог поставить саквояж. Когда негр, скорее всего, сжимавший в руке монеты — плату за свою работу, быстро сбежал по деревянным ступенькам на мол, трап был поднят и швартовы заброшены с берега на палубу, где матросы тут же принялись их закреплять.
Анна не решилась вмешиваться, но любопытство точило ее. И она стала прогуливаться вдоль рубки, пытаясь расслышать отдельные части фраз, доносившиеся в открытый иллюминатор. Но как напряженно она ни вслушивалась, ей не удавалось собрать из случайного набора слов нечто вразумительное. Правда, на ее счастье дверь в рубку открылась. Незнакомец, не обратив на нее внимания — настолько он был сосредоточен на чем-то своем — прошел к лестнице, ведущей в нижнюю часть корабля. Следом за ним на палубу вышел Альбер, который не стал избегать ее общества.
— Вы чем-то смущены? — участливо поинтересовалась Анна, заметив его рассеянность.
— Я не хотел бы напрасно обнадеживать вас, — начал Альбер и замолчал. В наступившем молчании Анне почудилась тревога.
— Вы хотели обрадовать меня, — не очень уверенно улыбнулась Анна, — но почему-то пугаете. Что случилось, Альбер?
— Я встретил офицера, который служил на «Массалии», — вздохнул он.
— Тот человек… — Анна посмотрела в сторону, куда ушел поднявшийся в порту на борт «Жаннетты» незнакомец.
— Да, Жюль, Жюль Вердье, я был знаком с ним, — кивнул Альбер. — И, честно говоря, я полагал, что он погиб при бунте на «Массалии». Но, как оказалось, Жюль был только ранен, хотя и довольно серьезно, — поэтому его не оказалось среди тех, кто первыми вернулся на Мартинику и сообщил о бунте накорабле.
— И теперь, когда он поправился и добрался до Мартиники, вы берете его с собой в об ратный путь? — понимающе кивнула Анна. — Но что же так взволновало вас? Ваш знакомый жив, и вы имеете прекрасную возможность оказать ему отличную услугу: на «Жаннетте» он вернется прямо в Марсель. Правда, по-видимому, не сразу?
— Разумеется, «Жаннетту» ожидает еще одна разгрузка, а потом ее трюмы снова заполнят, только теперь уже сахаром, но не это главное, — остановил ее Альбер. — Жюль сказал мне, что днями видел «Массалию». То есть «Святую Анну».
— Ах! — воскликнула Анна.
— Корабль вошел в порт под охраной сторожевых кораблей с явными следами сражения. Как потом стало известно Жюлю, часть беглецов пытались на нем добраться до американского материка, но они были атакованы охраняющими акваторию военными кораблями и в этом сражении проиграли…
— А люди?.. — прошептала Анна. — На борту были люди?
— Да, но многие из них погибли, защищаясь, а те, кто выжил, в том числе и раненые, перевезены в Форт-Рояль, где их, вероятно, ожидает повторный суд, а, возможно, скорое и весьма суровое наказание…
— Что это значит, месье Корнель? — почти теряя сознание от дурного предчувствия, вы молвила Анна.
— Полагаю, их расстреляют, — мрачно отозвался Альбер. — Сомневаюсь, что кто-то возьмет на себя обязательства организовывать для них отправку на Нукагиву. И еще меньше вероятности, что их оставят в живых. Беглец — плохой пример для заключенных, если он не повешен в качестве превентивной меры в назидание другим. Так что, с одной стороны, эта новость — для вас удачная, ибо теперь у вас появилась возможность узнать все от очевидца событий. А с другой, — вам следует поторопиться и сразу по прибытии в Форт-Рояль постараться найти этих несчастных.
— Но я же никого не знаю на Мартинике, — растерялась Анна.
— Разве я сказал — «вам»? — лукаво улыбнулся Альбер. — Нам, конечно, нам. Как вы могли подумать, что я брошу вас на произвол судьбы?!
— Вы ужасный человек, месье Корнель! — воскликнула Анна сквозь слезы, но в ее голосе затеплилась надежда, и Альбер от души насладился результатами своей нехитрой уловки. Ему было приятно показать строптивой умнице мадам Жерар, насколько женщина зависит от мужчины, и еще приятней — видеть радость в ее глазах.
