— Проклятье, мне сегодня совершенно не везет с дамами, Арман!
После такого ироничного комментария Мариво повернулся на каблуках и удалился в противоположном направлении. За ним последовал камергер.
Постояв еще немного в своем убежище, Ниниана, с дрожью в коленках, решилась пойти дальше. На сей раз она без дальнейших задержек добралась до своих апартаментов.
— Я уверена, что Люсьен жив, Паулина! Вскоре мы узнаем о нем больше!
Так закончила Ниниана краткое описание происшедших событий. Для безопасности она вновь оделась Норбертом и наблюдала, как ее няня старалась счистить толстый слой уличной грязи с подола зеленого платья. Ниниане не было жаль окончательно испорченной одежды. Больше она все равно не собиралась ее надевать, чтобы не вспоминать поступков, о которых следовало забыть. Которых нельзя было совершать.
— Платье невозможно больше носить, — плаксиво сказала Диана.
О платье она переживала больше, чем о пропавшем без вести брате. Она уже надела ночную рубашку и прилежно расчесывала щеткой золотистые, вьющиеся, доходящие до бедер волосы.
Ниниана внезапно вспомнила, что и ее волосы были когда-то такими же длинными, тяжелыми, гладкими, шелковистыми, рыжевато-коричневыми. Волосы были лучшим украшением Нинианы де Камара, но она без сожаления пожертвовала ими. Странно было именно сегодня вспомнить об этой жертве. Она заставила себя пресечь дальнейшие мысли о волосах, понимая, к чему они могут привести.
— Подумаешь, платье, Диана! — возразила она, пожимая плечами. — Сохранить чистой одежду в городе можно, только сидя в карете. Неужели тебя не радует известие, что Люсьен избежал казни?
— Радует, но мы узнали об этом раньше тебя.
Диана положила щетку.
— Не может быть! Рассказывайте!
Ниниана подавила жалобный стон, когда резко вскочила на измученные длинной дорогой ноги. Она посмотрела на Паулину и, увидев ее подтверждающий кивок, снова села.
Паулина отложила работу и стала объяснять:
— Рассказывать почти нечего. В полдень нам доложили о лакее, который принес послание для мадемуазель де Камара. Я подумала, что записка от барона, но на посыльном была ливрея Орлеанского дома. Представь себе мое изумление, когда я в нем узнала виконта Люсьена собственной персоной.
Ниниана не поверила своим ушам.
— Люсьена? Брат пришел сюда? В униформе слуги? Как такое возможно? Ты не ошиблась?
— Клянусь святым Томасом, я же не могу ни с кем спутать человека, которому в детстве натягивала первые штанишки. За кого ты меня принимаешь? — возразила Паулина.
Ниниана наморщила лоб и постаралась рассуждать логично.
— Да, конечно. Но что ему понадобилось? Почему только сейчас решил сообщить о себе, что жив? Откуда узнал, где нас искать?
— Он оставил для тебя письмо.
Паулина порылась в рабочей корзинке и вытащила сложенный в несколько раз пергамент. Видимо, отвечать пи вопросы Нинианы она предоставила самому виконту. Но медлительность Паулины насторожила старшую сестру. Едва сохранив свою жизнь, Люсьен, похоже, решил сыграть роль главы семьи и дать сестрам указания. Она слишком хорошо знала брата и не питала иллюзий относительно его характера.
Не вскрывая послания, Ниниана продолжала уточнить:
— Где он теперь? Почему не дождался меня? Ты сказала ему, куда я пошла?
— Читай!
Паулина хотела поскорее узнать содержание письма. Ей стоило больших усилий не сломать печать до возвращения Нинианы. Но на некоторые поступки она не могла решиться, боясь вызвать вспышку гнева темпераментной молодой госпожи.
Ниниана развернула пергамент. Она увидела неровные угловатые буквы, начертанные Люсьеном, по-видимому, в большой спешке. Пробормотав банальные вступительные фразы, она стала громко читать следующие.
— …узнал, к своему большому неудовольствию, что вы нашли убежище именно у Мариво. Какая глупая, недальновидная идея! Когда состоялось это обручение? Я о нем понятия не имел! Король никогда не даст своего согласия, я тоже категорически против! Недопустимо, чтобы именно теперь говорили, что Камара породнились со сторонниками кардинала! Срочно уезжайте из города и без промедления возвращайтесь домой. Я подам о себе весть, как только позволят обстоятельства. В данный же момент для меня чрезвычайно важно, чтобы ничего не случилось, чтобы на нашу семью не обратили внимания…
— Успокойся, детка, умоляю тебя… Ты же знаешь своего брата…
Умиротворяющую просьбу Ниниана пропустила мимо ушей. Переполнявший ее гнев отразился в глазах. Она даже не заметила, как смяла пергамент.
Глубокий вздох вырвался из ее груди. Потом она взглянула из-под прищуренных век на комок бумаги и яростно швырнула его в камин. Взметнулись вверх искры, огонь охватил пергамент, свернувшийся как осенний лист и превратившийся вскоре в пепел.
— Проклятый, самонадеянный, узколобый воображала! Что он, черт побери, из себя корчит?
— Боже милостивый, прекратишь ты орать или нет?
Паулина неожиданно быстро, при своей полноте, вскочила на ноги, схватила девушку за плечи и затрясла ее изо всех сил.
— Я недавно сказала камергеру барона про твою сильную головную боль, уложившую тебя в постель, а ты начала орать как конюх. Твоя бедная мама, услышав, какие слова ты произнесла, упала бы от ужаса в обморок. Разве благородная дама может так себя вести?
Ниниана, слегка смутившись, признала:
— Нет. Но брат, у которого есть хоть полторы извилины в мозгу, не станет писать подобных писем. С этим ты должна согласиться. Полгода мы не знали, жив ли он. А теперь он не находит ничего лучшего, чем давать смехотворные распоряжения. Ни слова о своем местопребывании и о своих делах в Париже. Возвращаться домой! Ха-ха! — Она сдержанно фыркнула и продолжала потише: — Неужели мы должны возводить стены разрушенного замка собственными руками или тайно собирать зерно на конфискованных полях?
— Вероятно, он не знает, что произошло у нас дома… — попробовала защитить виконта Паулина.
Ниниана сухо заметила:
— Умением думать он никогда не отличался. Это доказывает его униформа лакея герцога Орлеанского, в которой он явился нас разыскивать. Наверное, я должна поблагодарить Бога, что он не спросил Ниниану де Камара. Я в самом деле хотела бы узнать, откуда у него сведения о нашем теперешнем местонахождении. Барон ведь обещал сохранить все в тайне.
— Нельзя скрыть то, что известно более чем двум слугам. В Париже это так же невозможно, как и в провинции, — объяснила старая няня.
Ниниана промолчала. После первоначальной вспышки гнева она постаралась более спокойно проанализировать последние события и сделала свои выводы. Наверняка должна существовать веская причина для того, чтобы гордый аристократ переоделся в лакея. Она задумчиво пробормотала:
