Женевьева мрачно молчала.
И пока герцог шагал вперед, глядя в спины ее друзей, Джейкоба и Йена, с ним произошло нечто странное. Возможно ли, чтобы эта ноющая боль в солнечном сплетении на самом деле была вызвана радостью? А напряжение вокруг губ — всего лишь готовая прорваться наружу улыбка?
Женевьева упорно шла рядом с ним. Она то бросала на него взгляд, то отводила глаза в сторону. Герцог чувствовал ее суровую собранность. Она пристально смотрела на головы своих друзей — светлую и золотистую. Сама того не сознавая, тяжело вздохнула.
В этот миг она напомнила ему нетерпеливую лошадь.
Герцог подавил приступ смеха. Он вполне искренне радовался сложившимся обстоятельствам. Конечно, Женевьева никогда не выиграет. У нее прекрасное самообладание, но этот нетерпеливый вздох выдал ее. Он найдет трещину в ее броне, он будет умело отражать ее удары, он очарует ее. Ведь он всегда получал то, чего хотел. Однако сейчас герцогу было приятно встретить достойного противника.
Женевьева откашлялась.
— Да, Оливия тоже очень бескорыстна и много времени отдает общественной работе. Она активно участвует в жизни аболиционистского общества.
— Думаете, она с тем же рвением будет развлекать своего супруга?
Глаза Женевьевы удивленно расширились. Странно, но этот вопрос застал ее врасплох. Она слегка запрокинула голову, задумавшись.
— Все считают Оливию очень красивой, — наконец ответила Женевьева.
Герцог коснулся пальцами губ, чтобы сдержать смех.
— Не сомневаюсь в этом. Я имел удовольствие видеть ее в бальном зале. Уверен, все Эверси очень красивы. — «Коварны, невоздержанны».
Брови девушки были прямыми, темными и тонкими, словно две черточки на бледном простом лице. Внезапно они чуть дернулись, словно она хотела нахмуриться. Герцог, затаив дыхание, ожидал ее следующих слов.
Но Женевьева промолчала.
Тогда он снова заговорил:
— Почему все решили, будто эти букеты предназначены Оливии? Полагаю, вам тоже присылают цветы.
Лично он в этом сомневался.
— Обычно их присылают Оливии, — хладнокровно ответила Женевьева. — После бала их так много.
— Уверен, у вас тоже достаточно поклонников.
Она снова вздернула брови. Герцог заметил, что Женевьеву беспокоят слишком явные комплименты. Впредь он будет осторожен.
— Естественно. — Женевьева ухватилась за его вопрос, возможно, желая отпугнуть его. — На балах меня едва видно за толпой молодых людей. Вам понадобится бита для крикета, чтобы их разогнать.
«Это не сработает, мисс Эверси».
— Но разве эти толпы не забрасывают вас цветами? Им бы следовало так поступать.
— Я часто получаю белые лилии, — спокойно ответила Женевьева. — Ромашки и нарциссы, белые розы и множество полевых цветов.
Бесстрастное перечисление.
— Действительно, похвальный выбор. И вам нравятся эти цветы?
— Мне нравятся все цветы, — уклончиво ответила она.
— Вы очень либеральны.
Кажется, Женевьева прикусила губу, чтобы не улыбнуться.
Он заставит ее улыбнуться, даже если ему придется умереть.
— Но всем ясно, что именно Оливия настолько живая и непосредственная, к тому же она очень страстная натура. Полагаю, цветы отражают восхищение этими свойствами, — пояснила Женевьева.
— Да, все это весьма похвальные качества для женщины, но я также ценю утонченность, — парировал герцог.
— И при этом в леди Абигейл Бизли не было ничего утонченного, — хмуро заметила мисс Эверси.
О Боже!
Герцог чуть не вскрикнул — удар пришелся в цель. Похоже, Женевьева может играть нечестно.
Воцарилось тяжелое молчание.
Леди Абигейл Бизли. Странным образом это имя заставило герцога почувствовать себя совсем беспомощным. На мгновение ему показалось, что ему совершенно нечего ответить.
Интересно, какие мысли приходили в голову мисс Эверси по поводу Абигейл Бизли? Имя Абигейл по-прежнему ассоциировалось у него с янтарными локонами в пламени свечей, чуть разнузданным смехом, телом, которому, как подозревал герцог, была неведома стыдливость. Таким, как у той смеющейся девушки Миллисент Бленкеншип.
И тут он увидел белые плечи, натянутую на грудь простыню и обнаженный бледный зад Йена Эверси, вылезающего из окна в темноту.
Впереди как ни в чем не бывало шагал долговязый бессовестный брат этой бесцветной девицы. Если бы сейчас у герцога было копье, он бы поразил его одним взмахом руки. Внезапно Алекс заметил тягостный серый день, небо, натянутое над ними, словно крыша палатки. Ярость и стыд от предательства, нелепость своего положения вновь охватили его.
Он посмотрел на Йена.
«Я опозорю тебя. Я заберу у нее то, что ты забрал у и меня», — подумал он.
— Я всегда полагала, что именно такое выражение, как у вас, появляется на лице мужчин, которые собираются убить друг друга на дуэли, — небрежно заметила Женевьева.
Значит, она следила за ним. Она была наблюдательной и умной, и внезапно это разозлило его. Некрасивые умные девушки стоили полпенни за дюжину, и герцог не желал, чтобы кто-то читал его мысли.
Он молча постарался придать лицу спокойное выражение вместо прежнего кровожадного.
— Вы любили ее?
Ради Бога! Любовь. Женщины играли с этим словом столь же непринужденно, словно с воланом для бадминтона. Кто-то должен научить их, что на самом деле это не волан, а граната. И какой у нее был мягкий голос при этом. Тем же тоном она спросила, не нужна ли ему трость.
— Это слово не игрушка, мисс Эверси, — еле слышно пробормотал герцог.
— Прошу прощения, я не поняла? — вежливо спросила Женевьева после минутного молчания — он было заподозрил, что ей стало скучно. Скорее всего ей было все равно, любил ли он Абигейл Бизли.
Мысли мисс Эверси явно витали где-то далеко: Вряд ли ей так уж интересно услышать его ответ, подумал герцог.
«Берегитесь, мисс Эверси. Я, все больше и больше узнаю про вас».
Прежде герцогу всегда удавалось соблазнить женщину, а эта девушка тоже была всего-навсего живым существом. Скорее всего у нее было мало поклонников и еще меньше опыта в любовных делах. Однако за тихим нравом обычно скрывалась страсть. Он найдет способ освободить ее и взять свое.
Начищенные до блеска мыски сапог герцога пинали опавшие листья. Золотой, коричневый, рыжий дождь разлетался во все стороны. Голые осенние деревья отчаянно тянулись к небу, и он вдруг понял, что, несмотря на свой еще бодрый внешний вид и отменное здоровье, он тоже скоро встретит свои осенние годы.
— Честно отвечу на ваш вопрос, мисс Эверси: хотя наша разорванная помолвка стала темой для обсуждений в высшем свете, тем не менее следует принять во внимание, что подобный исход был поистине счастливым и для леди Абигейл, и для меня. Таким образом, наши сердца стали свободны, и теперь мы открыты для настоящей, счастливой любви.
