Теодора шла и едва удерживалась от слез — так ее потрясла доброта всех, кто проявил ее к ним в этот трудный и мучительный для них час.
И что с того, что отец был бы до глубины души оскорблен, пойми он: теперь вся деревня знает — им отказано получать что-то в долг в местной лавке. Ничего. Как-нибудь она сейчас выкрутится, подавая ему этот завтрак, буквально посланный для него небесами. Да и вряд ли он будет проводить дознание, откуда вдруг такие продукты. Главное, сейчас они у них есть, и она накормит отца. А человеческая доброта и участие бесценны, она это осознала сейчас в полной мере, как никогда.
Молясь про себя, чтобы отец не задавал ей никаких неловких вопросов, Теодора сварила яйца всмятку, намазала маслом хлеб, красиво разложила все на фамильной сервизной тарелке, рядом поставила баночку с вареньем и на подносе понесла к отцу. Тот при ее появлении повернул голову в ее сторону и потянул носом.
— Ты несешь мне что-то особенное! — слабым голосом приветствовал он ее. — Я чувствую.
Наверное, от полуголодной жизни обоняние его обострилось. Но она беспечно ответила, стараясь придать голосу легкость и простодушную честность:
— Ничего особенного, папа, обычный завтрак! — и поспешила покинуть комнату, опасаясь, что «честности» на большее ей не хватит.
Позже, когда она вернулась, чтобы забрать поднос, на бледном лице отца заиграли краски, а глаза заблестели и оживились по сравнению с тем, что она видела совсем недавно. Это было и вправду так или ей показалось?
— Все было очень вкусно, Теодора, — обыденно сказал он, и у нее отлегло от сердца: расспросов, откуда такая еда, не будет. — Скажи только Джиму, что хлеб у него сегодня получился гораздо лучше, чем он пек все последнее время. Пусть держит планку!
— Я передам ему, папа, — потупив взгляд, тихо ответила Теодора, забирая поднос с прикроватного столика.
Еще бы хлеб миссис Коулз не был вкуснее! Она печет его из хорошей муки. А Джим из той, что дешевле… И дрожжи… У миссис Коулз — самые лучшие дрожжи. У Джима таких давно не было. Все, что он готовил, чаще всего носило название «каша из топора».
Мыслями она следовала за Джимом по пути в Лондон. И ее снова стали одолевать нехорошие мысли. Темза такая грязная… Туда стекают все лондонские нечистоты. Выделения трех миллионов человек смешаны в этой воде… И сточные воды от новых мануфактур. Она слышала все от тех же приезжавших к отцу людей, что даже шторы на окнах парламента пропитываются хлоркой, чтобы обеззаразить болезнетворный запах. Рассказывали также, что как-то раз, когда королева Виктория и принц-консорт Альберт решили отправиться по реке в увеселительную прогулку, вонь согнала их на берег в считаные минуты. А прибрежные отмели вдоль Темзы покрыты слежавшимися фекалиями. А лет десять тому назад, она это хорошо помнит, многие тысячи людей погибли из-за зараженной воды лондонских водокачек, заболев холерой… Ей вспоминались и вспоминались всякие неприятные подробности относительно ужасов гадкой Темзы, водой которой лондонцы заваривают себе чай… Что, если с Джимом случится что-то из-за этой страшной реки? Теодору пробрало холодом, будто она сама ступила в черную смрадную воду…
Впрочем, путешествие хорошо уже тем, что оно путешествие. В нем есть и приятные стороны. Возможно, ей следовало бы поехать самой договариваться с мистером Левенштайном… Но тогда отец не получил бы сегодня того завтрака, каким они обязаны их соседям! Нет, все правильно. Все совершается по высшему разумению. Так и есть. А как только Джим вернется, они отправятся в замок Хэвершем все втроем! Теперь ее задача — ответить на полученное из замка письмо.
Она сильно задумалась, прежде чем взять в руки перо. В каком стиле следует отвечать? Пожалуй, из уважения к своему отцу она должна дать понять графу, кто такой Александр Колвин. И в то же время она не желала писать ничего, что могло бы показаться дерзостью, пусть самой маленькой и незначительной.
Изрядно помучившись и испортив несколько листов бумаги, она написала:
«Согласно указаниям мистера Александра Колвина Маунтсорреля, я уполномочен выразить благодарность Его Светлости за приглашение посетить замок Хэвершем и подвергнуть осмотру картины.
Поскольку запрос Его Светлости указывает на неотложность дела, мистер Колвин приложит все старания, дабы прибыть в замок в следующую среду, 17 июня, и я уведомлю Его Светлость о времени, когда дилижанс достигнет ближайшей станции вечером означенного дня.
Мистера Колвина будут сопровождать его дочь, мисс Теодора Колвин, и слуга.
Вновь согласно указаниям мистера Колвина, я прошу принять уверения в готовности услужить Его Светлости с величайшим почтением,
Адольф Николсон, секретарь».
Теодора покусывала губы, чтобы сдержать улыбку, вырисовывая вымышленное имя и снабжая его эффектным росчерком.
Затем, перечитав письмо, она преисполнилась за него гордости. По крайней мере, у графа появится повод кое о чем задуматься. Во всяком случае, она на это надеется. Более того, есть все основания полагать, что он будет весьма, весьма впечатлен, прочитав письмо.
Она надписала конверт своим элегантным почерком, в котором, безусловно, проступал ее характер, и понесла депешу на почту.
Отдавая письмо, она понимала, что адрес на конверте прочтут и перечтут, прежде чем отправить его, и вскоре вся деревня будет знать, что ее отец состоит в переписке с графом Хэвершемом. А этот факт, несомненно, сыграет на повышение статуса Маунтсоррелей — после фиаско в продуктовой лавке…
По дороге обратно она остановилась у дома миссис Коулз. Ей очень хотелось сказать той несколько приятных слов, и она не преминула сообщить даме, как отцу понравился свежий хлеб. Такие же «благодарственные» остановки она не поленилась сделать и у других домов, хозяева которых приняли участие в приготовлении сегодняшнего завтрака для джентльмена и аристократа Александра Колвина Маунтсорреля… Вот только решать проблемы того, как он выглядит — и как выглядит сама она, мисс Теодора Колвин, — ей не поможет никто, подумала затем Теодора, вспомнив, что Джим говорил про рубашки и смокинг…
Вернувшись домой, она, едва переступив порог парадной двери, мысленно сделала заметку относительно дорожных сундуков. Один им точно понадобится — сложить в него вещи в дорогу. Но сундуки тесно сгрудились на чердаке. Надо попросить Джима, как только он вернется, стащить их вниз. И хорошо, если сундуки только покрылись пылью. Но если крысы прогрызли в них где-либо кожу, проникли внутрь и там порезвились… Придется чинить и латать. Времени у этих чрезвычайно умных животных было достаточно: она не поднималась на этот чердак с момента, как умерла мама и после ее смерти в сундуки упаковали всю ее одежду. Теперь надо в ней покопаться и найти что-нибудь для себя такое, в чем можно появиться в приличном обществе. Скорее всего, придется изрядно поработать иголкой. Навлекать позор на свою голову и на свое имя из-за ненадлежащего внешнего вида — по меньшей мере неосмотрительно, Джим прав. Ведь девушка и сама лучше понимает: своей внешности человек всегда придавал значение, как-либо «оформлял» ее, украшал, что-то обозначал ею. Даже первобытные люди напяливали на себя украшения из шкур и костей! А если всмотреться в великолепные одежды людей на живописных полотнах, то из любой детали можно сделать важные и знаменательные выводы.
