— Нет-нет, напротив. Гостья будет одна, но зато какая — сама княгиня Ковалевская!
17. Княгиня Ковалевская
Равнодушным к визиту княгини Ковалевской в Приозерном остается разве что маленький Алёша. Графиня, стараясь не ударить в грязь лицом, развивает бурную деятельность — слуги бегают по особняку, расставляя в столовой мебель по-новому, расстилая на лестнице и в коридорах ковры, смахивая с вещей едва ли существующую пыль.
— Ее светлость вовсе не привередлива, — сообщает мне Елизавета Денисовна в перерыве между проверкой работы повара и примеркой нового платья. — И даже если мы допустим какую-либо оплошность (а я-таки надеюсь, что мы ее не допустим), она, поверьте, Шурочка, сделает вид, что вовсе не заметила ее. К тому же, как бы мы ни старались, превзойти изысканность и великолепие приемов у княгини нам не удастся. Да никто и не ждет от нас этого. Мы с Андреем Георгиевичем стараемся жить скромно.
Знала бы она, с каким трепетом жду встречи с Ковалевской я! С одной стороны, я рада, что княгиня живет по соседству, и у меня появляется возможность передать ей просьбу помочь Але. С другой стороны, я ужасно боюсь, что ее светлости может быть известно мое имя.
Что, если там, на балу, князь всё рассказал своей матушке? Тем более, что в ту ночь он дал гостям столько поводов для пересудов. Все видели, сколько внимания он уделял незнакомой девице. Разве не должна была княгиня хотя бы спросить, с кем он танцевал?
А если так, то ей известно и остальное — что я обманом попала в число гостей, что я — сирота из приюта. Представляю, что она скажет мне сейчас, когда графиня нас познакомит. Боюсь, после сегодняшнего ужина его сиятельство прогонит меня со двора.
— Я думаю, будет лучше, если вечером я останусь с Алёшей, — тихо говорю я, помогая Елизавете Денисовне выбрать к платью украшения. — Мне нужно уложить его спать, а ужин будет поздний.
— Глупости! — решительно возражает она. — Алёшеньку уложит Степанида. А вы будете ужинать с нами. Ее светлость — женщина необычайно интересная, вам непременно нужно ее послушать.
Но я качаю головой:
— Боюсь, княгиня сочтет оскорблением то, что я буду присутствовать за столом.
Графиня надевает серьги с изумрудами и удовлетворенно кивает своему отражению в зеркале.
— Евдокия Павловна весьма проста в общении. Она не кичится своим происхождением и уважительна ко всем без исключения. Она много занимается благотворительностью. Наверняка вы слышали, что в своей магической библиотеке она дает работу девушкам из бедных семей.
Мне не остается ничего другого, как надеть свое лучшее платье и спуститься в столовую к тому времени, когда должна приехать гостья.
— Прелестно выглядите, Шура! — хвалит меня графиня и велит горничной принести жемчуг. — Он будет очень кстати к твоему наряду.
Ковалевская, к ее чести, не заставляет себя ждать. Мы выходим на крыльцо встретить гостью, и я чувствую, как бешено стучит мое сердце.
Ее светлость выходит из кареты. Она среднего роста, величава и одета элегантно, но отнюдь не вычурно. А из украшений на ней, как и на мне самой, только нитка жемчуга.
Женщины обнимаются, граф целует княгине ручку, а потом наступает тот самый момент, который целый день заставлял меня сходить с ума.
— Позвольте представить вам гувернантку нашего внука Александру Петровну. Она только недавно стала заниматься с ним, а он уже добился заметных успехов.
Княгиня окидывает меня внимательным взглядом и чуть наклоняет голову:
— Весьма рада знакомству, мадемуазель.
Я лепечу в ответ примерно то же самое. В ее глазах я не вижу ни удивления, ни негодования. Либо сын не рассказал ей обо мне, либо она не озаботилась тем, чтобы запомнить мое имя. И тот, и другой вариант дает мне возможность вздохнуть спокойнее и за стол я сажусь, уже не трепеща от ужаса.
Я почти не принимаю участия в разговоре. Им и без меня есть что обсудить — общих знакомых, премьеры в театрах, балы, внешнюю политику и еще многое-многое другое. По большинству из этих тем сказать мне решительно нечего. Иногда ее светлость из вежливости обращается ко мне с каким-нибудь вопросом — нравится ли мне в Приозерном, люблю ли я читать, играю ли я на рояле, — и я отвечаю тихо и коротко.
И всё-таки я еще напряжена. Я каждую минуту жду того, что разговор зайдет о князе Ковалевском. Что может быть естественнее, чем спросить мать о сыне, а той — похвастаться его успехами? Мне кажется, что как только будет произнесено его имя, я грохнусь в обморок.
Но, как ни странно, имя Сергея Николаевича не упоминает никто — ни Цветковы, ни сама княгиня. А под конец беседы я уже почти жалею, что этого не произошло. Я бы хотела хоть что-нибудь узнать о нём. Хоть самую малость — что он здоров, что он на службе.
Но ужин заканчивается, и Ковалевская, похвалив радушие хозяев и мастерство повара, поднимается из-за стола.
— Благодарю вас. Я прекрасно провела этот вечер.
Графиня расцветает в улыбке, граф тоже весьма доволен. А я, улучив минутку, всё-таки осмеливаюсь обратиться к Евдокии Павловне с просьбой.
Нет, затеять долгий разговор я не решаюсь. Я всего лишь отдаю ей письмо, в котором подробнейшим образом расписала историю Али, и прошу прочесть его, если у нее появится несколько свободных минут. Я не уверена, что мой рассказ тронет сердце ее светлости, но, быть может, она сочтет возможным сделать хоть что-нибудь для бедной больной девочки, что мне так дорога.
18. Сын княгини
Несколько последующих дней я провожу в большом волнении. Я боюсь, что Ковалевская может счесть мою просьбу дерзостью. А если она сообщит об этом Цветковым, то меня рассчитают раньше, чем смогу принести ее светлости свои извинения.
Нет, я не жалею о своем письме, и мое желание помочь подруге сильно как никогда. Но если я лишусь этого места, то не смогу помогать ей даже деньгами.
Но проходит неделя, а ни от княгини, ни от Али нет никаких вестей. Возможно, Ковалевская просто выкинула мое письмо, посчитав, что оно не заслуживает ее внимания. Но я не намерена отступать. Имение княгини — неподалеку, и она наверняка еще не раз приедет к Цветковым в гости. Быть может, тогда я сумею поговорить с ней.
Я жду ее визита и страшусь его одновременно. А если вместе с ней приедет ее сын? Меня представят ему как гувернантку маленького графа. Как он отнесется к нашей новой встрече? Сделает вид, что мы не знакомы? Или подумает, что я намеренно преследую его, что согласилась на эту работы, чтобы быть к нему ближе? От подобных мыслей я прихожу в трепет.
Но в глубине души я понимаю, что мне следует вовсе не думать о князе. Я была для него не более, чем развлечением, и чем скорее я с этим смирюсь, тем легче мне будет.
Еще через неделю приходит письмо из приюта. Оно гораздо длиннее обычных посланий подруги, и Аля написала его сама, не прибегая к помощи других девочек. И почерк ее стал ровнее и твёрже.
«Дорогая Шурочка, три дня назад меня посетил совсем другой доктор. Он приехал с разрешения баронессы и приехал, насколько я поняла, бесплатно. Вернее, не так — за его визит кто-то заплатил, но этот кто-то предпочел остаться неизвестным.
Нужно ли говорить, Шурочка, что я тут же подумала о тебе? Вернее, о том молодом человеке, который в тебя влюблен. Быть может, это именно он оказался столь щедр и великодушен, что, наслушавшись твоих рассказов обо мне, решил помочь? Во всяком случае, другого объяснения я не нахожу.
Баронесса сказала, что доктора послало лицо, к которому она относится с большим уважением. Этот человек делает много пожертвований в пользу приютов. Она намекнула на какую-то грустную историю, связанную с пропавшим мальчиком, которого этот благотворитель пытался отыскать, но так и не нашел. Я не осмелилась расспрашивать ее благородии более подробно. Может быть, у твоего кавалера был брат, которого когда-то украли?
Так вот — доктор привез восхитительную микстуру. Именно восхитительную — другого слова я не нахожу. Я приняла ее еще только три раза, а уже целый день сегодня смогла провести на ногах. Конечно, я не бегаю по коридорам и не работаю столько, сколько другие девочки, но я сумела помочь мадемуазель Коршуновой пришить тонкое кружево к бальному платью очередной клиентки и ничуть при этом не устала».
