ней короля, отчасти из-за ее неординарности, отчасти оттого, что хозяйка дома приходилась Елизавете матерью. А еще она стала ему другом. Где-то в глубине сознания пряталась надежда, что, если бы смогла, Жакетта бы ему помогла.
Она внушала эту надежду, - стараясь привлечь Эдварда к семейным ценностям и делая зримым славное будущее для Елизаветы, тем не менее, не давая королю и искорки понимания, в чем же оно заключается...как бы то ни было, Жакетта едва это себе позволила, так как подобное поведение казалось невозможным.
'Мы будем вам верными подданными', - повторила она. 'Елизавета станет преданнейшей из слуг, но никогда не превратится во что-то иное'.
'Моя госпожа, я верю, вы - мой друг. Вы сделаете мое дело также и своим'.
'Дело короля просто обязано быть и моим', - ответила торжественно Жакетта. 'Благослови вас Господь, мой добрый господин. Я желаю вам всего того, что способно служить наилучшим образом'.
Эдвард покинул Графтон отчасти не утешенным. Он начинал понимать, о чем говорила Елизавета, давая ему ответ. Она являлась женщиной добродетельной и не взяла бы любовника вне законного брака.
Брака! Но Эдвард был королем, и для него это казалось невозможным.
В дни, последовавшие за его посещением Графтона, Эдвард вел себя настолько тихо, что его друг Гастингс всерьез этим обеспокоился.
Он поинтересовался, как далеко зашел король с прекрасной и овдовевшей леди.
Эдвард покачал головой.
'Она вас разочаровала', - вынес вердикт Гастингс. 'Я так о ней и думал. В этой даме присутствует определенная доля холодности. Ох, чтобы всех холодных женщин побрала чума!'
Но Эдварду не понравилось слышать легкомысленное обсуждение Елизаветы, словно бы она успела поучаствовать в какой-то банальной и краткой интрижке.
Он коротко ответил: 'Эта дама - самая прекрасная из всех, кого я только видел'.
'О, это дар для вашего зрения. Тем не менее, лично я никогда не грезил об изваяниях'.
'Даже если бы грезили, все равно ничего бы от них не приобрели', - резко ответил Эдвард.
'Вы подразумеваете то, что результата у ваших ухаживаний не оказалось?'
'Леди Грей - добродетельная вдова'.
'Чума на добродетельных женщин...особенно на вдов'.
'У меня нет желания обсуждать леди Елизавету Грей с вами, Гастингс'.
'Боже на небесах', - подумал Гастингс, - 'что с ним произошло? Эдварду отказала женщина. Должно быть, подобное случилось впервые. Ну, вреда этот инцидент ему не причинит. Хотя впечатление успел произвести значительное'.
После данного разговора о посещении Графтон Манор уже не упоминалось.
В Вестминстере в нетерпеливом ожидании томился граф Уорвик. В присутствии Уорвика, известного под прозвищем - Создатель королей, Эдвард всегда испытывал невольное почтение. Каждый знал, и король первым с этим соглашался, что без проворных действий Уорвика с походом на Лондон после поражения йоркистов во второй битве при Сент-Олбансе, Эдвард не был бы сейчас монархом. Уорвик и не собирался никому позволять забыть о данном поступке. Также, как и Эдвард. Он чувствовал благодарность как к своим друзьям, так и к Уорвику, с раннего детства являвшемуся для него героем. С самых первых дней в Руане, где Эдвард и его брат Эдмунд родились, старший Йорк понимал, что удел, ему предписанный, заключается в величии. Заучить это заставила Эдварда матушка, Сесиль Невилл. Отец Уорвика приходился ей братом, поэтому между молодым человеком и могущественным графом существовали еще и родственные узы, к тому же, Уорвик всегда являлся неотъемлемой частью его юности. Граф был старше Эдварда на четырнадцать лет, отчего казался тогдашнему мальчику почти божеством.
Если Эдвард отличался королевскими манерами, то образ Уорвика обладал даже большей мощью. Да, слава королей безгранична, но они зависят от создателей своего величия, и граф, несомненно, попадал в категорию последних.
Когда Уорвик начинал говорить, в его речах звучала непререкаемость. С самого первого сражения при Сент-Олбансе, выигранного благодаря методам графа, известие о нем облетело всю страну. Став капитаном Кале и приняв на себя ответственность за этот важный для Англии и йоркистов порт, Уорвик завоевал сердца соотечественников подвигами, направленными против французов. Он захватывал принадлежавшие им богатства и отчасти с воодушевлением играл роль грубого пирата, что сделало графа великим героем, одним из тех, в ком так нуждался Альбион после своих катастрофических потерь во Франции.
В отличии от Гастингса и ему подобных, граф никогда не принадлежал к числу собутыльников Эдварда. Отношения между ними отличались серьезностью. После очередного приключения короля Уорвик не хмурился. Они занимали юношу, позволяя старшему родственнику править. Пока Эдвард оставался подростком, все шло замечательно, но сейчас ему исполнилось уже двадцать три года, и Уорвик успел составить на него далеко идущие планы.
Увидевшись, они обнялись, и любому стороннему наблюдателю сразу стала бы очевидна привязанность Эдварда к кузену.
'Выглядите довольным собой, Ричард', - отметил молодой человек. 'Что вы совершили? Давайте, рассказывайте. Я же вижу, как вы сгораете от нетерпения'.
'Как вы заметили, я чрезвычайно доволен переговорами, проведенными мной при французском дворе. Мир с Францией нам необходим, а вам, Эдвард - пора жениться. Этого ждут подданные. Они вас любят. Вы выглядите и ведете себя так, как королю и подобает. Их заставляет улыбаться ваше волокитство за дамами. Население считает нормальным существование у молодого монарха романтических связей. Однако, не слишком многочисленных, от вас жаждут вступления в брак. Люди мечтают об этом, страна требует...и данная причина достаточно серьезна. Что скажете?'
'Хорошо, я не против'.
Уорвик с признательностью взглянул на короля. Он сформировал его и сохранил на троне. Эдвард вел себя послушно и являлся идеальной марионеткой. Пока подобное состояние дел было неизменно, править получалось без помех. Именно этого он всегда желал. Не для Уорвика сияла тяжелая корона с ее служением, ему оказалось намного удобнее решать вопросы, находясь за спинкой трона, исполнять обязанности создателя монархов, а не самого короля. И Эдвард был замечательным орудием в его руках. Таковым молодым человека делали природное добродушие и любовь ко всевозможным удовольствиям.
'Тогда я предлагаю перейти к делу. Вы понимаете, что являетесь одним из самых завидных холостяков в христианском мире? Не только как король Англии. Всем известно, что в придачу к короне, вы обладаете выдающимся личным
