— Напомнить ей?! — с горечью переспросил Брендан. — Как же! Говорить с ней — все равно что держать в руках горящую головешку! Вот если бы вы сами…
— Ха! Это ведь ты выловил ее из воды! Так что эта девчонка — твоя забота!
— Может быть, не слишком разумно поручать ее именно мне?
Уоллес смерил его тяжелым взглядом.
— Это еще почему? — Брендан поднес к губам рог.
— Дело в том, что мы уже встречались. И она чуть не прикончила меня.
Удивленно взглянув на Брендана, Уоллес помолчал немного и вдруг, хлопнув по спине своего молодого товарища ладонью, похожей на лопату, разразился оглушительным хохотом.
— Тебя?! Я в своей жизни не видел никого, кто бы лучше владел мечом, чем ты!
— Удача может отвернуться от каждого.
— Да, но… А, понимаю! Наверное, плутовка сбросила с себя доспехи и обнаружила твою ахиллесову пяту. Что ж, говорят, месть сладка. Богом клянусь, бывали времена, когда я тоже убивал и был счастлив смотреть, как умирает мой враг. — Лицо Уоллеса потемнело. — Так счастлив, что порой боюсь, уж не придется ли мне гореть в аду за то, что я способен на такую ненависть. — Тяжело вздохнув, он отвернулся. А Брендан гадал, кого тот имел в виду: тех, кто убил его собственного отца, или женщину, которую он любил. Или обоих сразу. И не стала ли уже месть частью жизни этого сурового человека.
— О да, месть сладка! — снова повернувшись к Брендану, бросил Уоллес. Теперь в его голосе не было ни гнева, ни печали — всего лишь легкое удивление. — Однако я вовсе не хотел сказать, что твой долг — прикончить эту милашку. Попробуй только заикнуться об этом — и твои же собственные люди вышвырнут тебя за борт!
— Да я вовсе и не думал ее убивать!
— Вот и хорошо. Впрочем, это твое дело.
— Кстати, она плывет к своему жениху. Он француз.
— Тогда тем более не стоит забывать о ее ценности — нам позарез нужны деньги. А также о том, что большинство людей видят в нас неотесанных и кровожадных дикарей. Так что побольше дипломатии, сынок.
— То есть вы хотите сказать, что я должен относиться к ней как к почетной гостье?
— Тут уж тебе решать, мой юный друг. Только запомни: я не имел в виду, что это так уж плохо, когда нас боятся. — И Уоллес встал. — Пойду-ка я спать. Эрик останется на вахте до темноты. Его женщина будет с ним. Он был так любезен, что предложил мне воспользоваться его каютой. И я согласился — поскольку не знал, что ты остался без своей.
— Мои люди ютятся внизу в такой тесноте, какой им не случалось знавать и на поле боя. Я тоже отыщу себе уголок, чтобы отдохнуть немного. Кстати, прошлую ночь я проспал в кресле. И эту могу проспать там.
Кивнув на прощание, Уоллес ушел.
Элинор дремала, но вдруг проснулась, как от толчка, почувствовав необъяснимый ужас. Вся дрожа, она вскинулась на постели и сразу же поняла, откуда это чувство.
Он вернулся.
На столе горела свеча. В каюте царил полумрак, однако даже в этом тусклом свете Элинор узнала стоявшего на пороге человека. Он вглядывался в ее лицо. Она похолодела. Сколько же он так стоит, пронеслось у нее в голове.
— Стало быть, вы все-таки живы, — тихо проговорил он безразличным тоном.
— Что вам надо? — наконец не выдержала она. Ее уже не лихорадило; казалось, жар исчез вместе со штормом. Но она была слаба, как новорожденный котенок.
— Говорят, вы представляете собой довольно большую ценность. Вот я и хотел понять, что в вас такого.
В ней вспыхнуло возмущение. Элинор оттолкнула его руку со свечой. И тут же побелела от страха — что, если он уронил бы свечу на пол и начался бы пожар?
— Что вы делаете? И вообще… что вам тут нужно?
— Это моя каюта.
— Конечно, я понимаю. Тогда почему я здесь?
— Это достаточно большой и удобный корабль, но даже на «Осе», миледи, маловато мест, где можно было бы устроить… э-э… гостью. Особенно такую, как вы, которая вдруг возьмет да и предпочтет нашему гостеприимству холодные воды Ирландского моря.
— Гостью? Но разве я не ваша пленница?
— Гостья, пленница… Какая, в сущности, разница?
— Пираты, убийцы… скотты. Какая, в сущности, разница?
Даже в тусклом свете свечи было заметно, как потемнело лицо Брендана. Он раздраженно пожал плечами.
— То же самое, если не хуже, можно сказать и о вас, англичанах.
— Вы явились сюда только для того, чтобы мучить меня? — осведомилась Элинор.
— А я вас мучаю? — Брови Брендана поползли вверх. Элинор не нашлась что ответить. А жаль, потому что, не дождавшись ответа, Брендан подошел ближе. Усевшись на стоявший возле койки массивный сундук, он пристально вглядывался в нее.
— Так я вас мучаю? — повторил он.
— А вы не видите!
— Что ж, неплохо. Я и надеяться не мог, что это получится настолько легко.
— Вы очень жестоки!
— А вы не забыли, как чуть не прикончили меня? И это после того, как я подарил вам жизнь!
— Но ведь мы встретились на поле боя!
— Это верно. И я едва не остался там навсегда!
— С тех пор прошло много лет…
— Да. К тому же вы — высокородная леди, решившаяся пересечь море, чтобы упасть в объятия знатного и богатого рыцаря, который вскоре должен стать вашим мужем!
— Да.
— Увы. Говорят, во всякой бочке меда есть своя ложка дегтя. Вот и ваш мед подпортили пираты, убийцы… скотты.
— Не будете ли вы столь добры…
— Да?
—…оставить меня в покое?
— То есть пощадить вас?
— Да, если…
— Мне ведь и прежде уже случалось щадить вас.
— Да! — неожиданно взорвалась Элинор. — Так что берегитесь! Я хорошо помню обиды. И мечом я владею отлично, поэтому прикусите-ка язык, иначе как бы вашим соплеменникам не пришлось устроить вам пышные похороны в море!
Мрачная усмешка скривила его губы.
— Что-то не верится. Особенно сейчас! — мягко проговорил он.
— Даже для скотта вы что-то уж слишком жестоки! — крикнула Элинор. — Я была больна…
— И очень, — согласился Брендан.
— Убирайтесь!
— Нет. И не надейтесь.
Элинор, прикрыв глаза, откинулась на подушки.
— Тогда что вам от меня нужно? Не похоже, чтобы я была так уж привлекательна в ваших глазах. И выгляжу я сейчас, должно быть, на редкость ужасно — этакое жалкое, отвратительное создание…
— Ничуть, — с приятной усмешкой уверил он ее.
— Убирайтесь! — прошипела она.
— Нет, леди, и не надейтесь! — Одним быстрым движением он прижал ее руки к одеялу. Элинор задрожала всем телом, закусив губу, чтобы не выдать свой страх. — Это моя каюта. И я намерен спать здесь.
Она со свистом втянула в себя воздух.
— Но…
— Спал же я здесь прошлой ночью.
— Что?! О Боже, какой негодяй! Стало быть, терзать меня — ваш долг? Вы, должно быть, забыли, что поруганная девственница — неважный товар! А гнев короля Франции… или он вас не пугает?
