Ноги больше не держали Беркуля. Сначала из его рук на снег выпала сабля, вслед за нею он упал сам. «Я чту, – пробормотал он, – не поднимай меч на того, кто просит о помощи, на безоружного».
– Что еще?
– Не лишай чести.
– А ты что сделал? – Тачам уже с трудом стоял на ногах. У него закружилась голова. Из его плеча сочилась горячая кровь, капала на снег, который от ее жара таял.
Беркуль простонал: «А я поднимал меч на того, кто просил о помощи, на безоружного». Теперь Тачам тоже рухнул на колени. Лоб его покрылся испариной. Рана его пылала, несмотря на страшный мороз.
– А еще?
– Я лишал чести.
– Так ты презрел закон Золотой Орды?
– Презрел.
Во взгляде Беркуля светилось изумление, как будто бы он впервые видел стрелу у Тачама в плече. Затем радость осветила его лицо. «Ты ведь идешь за мной, ногайский пес, – с трудом осклабился он. – Даже отправляясь в ад, ты не бросаешь своего товарища. Ты ведь тоже подыхаешь».
Глядя на них, Александра вздрогнула. Ее охватили и страх, и радость. Смерть обоих означала ее спасение. Конь ее непременно куда-нибудь вывезет. Сердце ее наполнилось надеждой. Внезапно она почувствовала себя очень сильной.
Боль объяла все тело Тачама, хотя ранено было только левое плечо. Боль была такой сильной, что теперь ему было не поднять сабли. Он и рукой пошевелить не мог. И все-таки он был полон решимости исполнить закон Великой Степи. Его пальцы разжались, и сабля с рукояткой в виде волчьей головы упала на снег. Здоровой рукой он схватил за шею Беркуля: «Знаешь ли ты, Беркуль Джан, что повелел наш отец Чингис-хан делать с теми, кто не чтит закон?» Тот попытался открыть глаза, но не смог. Заикаясь, шепотом, он сумел прошептать лишь одно: «Зна… Зна… Знаю… Повеление… Смерть…»
Рука Тачама медленно опустилась к поясу. Александра задрожала от страха, увидев острый кинжал.
Воцарилось долгое молчание. Беркуль задышал часто. Он уронил голову. Затем, тратя последние силы, вновь ее поднял. Глаза его с трудом открылись. И вдруг с совершенно неожиданной силой он опустил руку на раненое плечо Тачама. «Повеление есть повеление, – прошептал он, – его нужно исполнить».
Совершенно растерявшись, Александра смотрела, как на этот раз Тачам Нойон с трудом поднимает свою руку и кладет ее на плечо Беркулю. Боль, которую он испытывал, читалась у него на лице.
Теперь оба стояли на коленях, словно обнявшись. Конь, будто почувствовав злосчастную судьбу хозяина, встал и медленно подошел к нему. Александра не могла оторвать взгляд от обоих разбойников. Ей хотелось видеть, что произойдет. Конь фыркнул, замотал головой.
Молчание нарушил Тачам Нойон.
– Ты прав, Беркуль Джан… Повелением Чингис-хана… пренебречь нельзя…
На лице Беркуля появилось выражение спокойного счастья. Потерявшее силу тело ногайца повалилось на него. И в тот же миг злосчастный кривой кинжал вонзился по самую рукоятку в живот Беркуля. Глаза его широко раскрылись. Из уст вырвался глубокий вздох. «Аллах» – было его последнее слово. И оба повалились. Задрожали ветки, и на упавших посыпался снег. С веток взлетело несколько испуганных птиц. А затем наступила тишина. Бесповоротная, как смерть.
Александра не испугалась, не закричала. Сердце ее словно окаменело.
Она посмотрела на разбойника, лежавшего бездвижно на Беркуле. «Неужели он умер», – подумалось ей. А если не умер, то рана от стрелы на его плече не позволит ему на таком холоде прожить долго. Но Александра Лисовская будет жить. Она должна жить.
Она взяла за поводья коня. Конь не хотел покидать хозяина. «Пусть твое имя теперь будет Друг, – сказала Александра, – мне он так сейчас нужен». Ее голос звучал, как нежная музыка.
Конь посмотрел сначала на Тачама Нойона, лежавшего ничком, а потом на девушку, гладившую его по лбу. Александра видела тоску в глазах коня. «Я знаю, – прошептала она ему на ухо. – Тебе очень грустно из-за того, что предстоит оставить хозяина. Он был не таким плохим человеком, каким казался. Смотри, как он укутал мне ноги!»
Лошадь, конечно, ничего не поняла, но Александра посмотрела на куски меха, которыми Тачам укрыл ее маленькие ножки. Сердце девушки дрогнуло. Неужели смерть разбойника, который перевернул ее жизнь, расстраивала ее? «Да ладно, – сказала она себе, – умрет так умрет».
Она возилась довольно долго, но в конце концов ей удалось вскарабкаться в седло на спину Другу:
«Ну давай, увези меня отсюда. Только ты знаешь дорогу домой».
Конь посмотрел на прежнего хозяина, будто бы прощался с ним, а затем нехотя зашагал по снегу.
В этот момент произошло нечто совершенно неожиданное. Она услышала голос:
– Не уходи.
Она обернулась.
Тачам Нойон, лежа на земле, тянул к ней руку. Снег, сыпавшийся с веток деревьев, уже почти закрыл его, словно одеялом.
– Не бросай меня.
Голос его звучал почти как шепот, но Александра услышала его всем своим существом.
– Не бросай меня, девочка.
Весна, 1518 год
Из-за занавески Александра смотрела на покрытые белым цветом, словно невесты, деревья. Весна захватила уже сад Бахчисарайского дворца, подчинив его своей красоте, повсюду летали бабочки. Они весело трепетали своими красно-зелеными крылышками. Александра смотрела на них из окна, из-за полупрозрачной занавески. Как бы ей хотелось вновь со смехом побежать за ними. Душу охватывала смертельная тоска. С той зимней ночи прошло четыре зимы. А с того момента, как ее отдали в Бахчисарайский дворец, – два года. И теперь Александре было двенадцать лет.
Некоторое время она еще смотрела на ветви, украшенные белыми и светло-лиловыми цветами. Едва покачивались они от легкого ветерка. У багряника, казалось, была своя особенная красота. Багряник стелился по земле свободно и вольно. Раньше она любила полевые цветы, но, когда два года назад жарким летним днем приехала в Бахчисарай и увидела багряник, бугенвилии, колокольчики, стелившиеся по белым стенам дворца, ее поразило это буйство красок. С ними мир казался прекраснее. Всякий раз, когда багряник расцветал, ей хотелось петь песни.
В те дни Александра рассказала об этой своей привязанности своей госпоже, матери крымского хана Мехмеда Гирея, Гюльдане Султан.
– Если моя госпожа позволит, я хотела бы повышивать на батистовой ткани цвета багряника.
– Ты умеешь вышивать?
– Мама меня научила.
– А что, батист должен быть обязательно пурпурного цвета?
– Я люблю этот цвет.
Пожилая женщина внимательно посмотрела в сине-зеленые глаза Александры. Она любила эту улыбчивую русскую девочку. Гюльдане Султан сказала: «Милая моя, пурпурный цвет – это цвет силы, славы, императоров, императриц. Я желаю, чтобы твоя жизнь прошла в цвете багряника».
