Впервые за все это время она смеялась. На душе у нее было удивительно легко. Быстро затянув плащ на шее, она соскочила с кровати.
И в ту же секунду, задохнувшись от резкой боли, опустилась обратно. Ступни, которых она так долго не чувствовала, сейчас буквально горели.
– Мужмакс, я не знаю, смогу ли я идти. Несколько секунд он молчал и не двигался, как будто боялся приблизиться к ней.
Он уйдет без нее? Оставит ее?
– Черт! – пробормотал он и бросился к ней. – Мы не можем ждать!
Он склонился, помог ей подняться.
А потом подхватил ее на руки!
Она испуганно ахнула. Одной рукой обнимая ее плечи, другой поддерживая ее согнутые в коленях ноги, он прошел к двери так легко, что она почувствовала себя пушинкой в его руках. Плащ и сорочка, задравшись, обнажили ее ноги, и она чувствовала, как щекочут их мягкие волоски на его запястьях. И это было так... странно.
Так удивительно, непонятно.
Ее обдало жаром.
– Мужмакс, – прошептала она, когда он остановился, чтобы открыть дверь. Ей подумалось, что он, должно быть, необычайно высокого роста, потому что каменные плиты пола были где-то далеко внизу. – Вы не могли бы...
– Т-с-с. Если нас заметят, все кончено.
Его губы были совсем рядом с ее ухом, их шелест был подобен взмаху крыльев бабочки; тепло его дыхания, овеявшего ее шею и мочку уха, вновь вызвало в ней трепет.
– И потом, зови меня простомакс, – процедил он и запоздало добавил: – Дорогая.
Она почти не заметила, как он открыл дверь.
Больше она ни о чем не спрашивала, не стала даже просить, чтобы он прикрыл ей ноги. Одна мысль звучала в ее голове. Домой. Скорее. Все остальное могло подождать.
Перешагнув порог, он беззвучно притворил за собой дверь. Охранник – сегодня это был Виктор – сидел неподвижно на своем месте. Она не стала спрашивать, что с ним случилось, чутье подсказало ей, что тихое «о-ох», привлекшее ее внимание несколько минут назад, принадлежало ему. Мужмакс или, вернее, простомакс, должно быть, что-то сделал с ним.
От этой мысли ей стало неуютно. Если незнакомцу, во власти которого она оказалась, удалось превзойти самого Виктора, парня могучего и необузданного то он, должно быть... опасный человек.
Она задрожала, но заставила себя не думать об этом. По темному коридору прокатился вопль, страшный, душераздирающий вопль, тот самый, что терзал ее долгими ночами. Она почувствовала, как содрогнулся мужмакс.
Она прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди. Все, что угодно, лишь бы уйти отсюда.
Звук его шагов потонул в стонах, криках и причитаниях, доносившихся из-за дверей, за которыми томились другие обитатели лечебницы. Стремительно шагая по темному коридору, он так крепко прижимал ее к себе, что ей вдруг подумалось: что бы ни случилось, он не выпустит ее. Теперь она ощущала покалывание не только в кистях и ступнях, но и во всем теле.
Несмотря на кромешную тьму – все окна, как и в ее келье, были плотно зашторены – он двигался уверенно и безошибочно, как будто хорошо знал это место. Лица его она не видела, однако ощущение его было пронзительно острым. Она чувствовала его сильное, мускулистое тело: хотя и сильное и мускулистое, оно не было сплошной грудой мышц, как у ее охранников, но в отличие от охранников – других мужчин Мари не знала – этот человек был стройным, она вдыхала его запах. Это был запах свежевыделанной кожи, и…
И моря. От него пахло морем! Запах этот пропитал мягкую ткань его плаща, окутывавшего ее. Она задрожала, напуганная, обрадованная и опечаленная одновременно, – каждое слово, каждый штрих жизни, вдруг всплывавшие в памяти, только напоминали о том, что множество других остаются утерянными. Почему?
Сколького же она не знает?
Муж Макс повернул направо, и они оказались в каком-то закутке. Ее келья осталась далеко позади.
– Ты можешь стоять? – мягко спросил он.
– Попробую.
Он поставил ее, поддерживая за локоть, потом пошарил в кармане своего жилета. Мари услышала, как тихо повернулся в замке ключ, дверь открылась, и он ввел ее в комнату, которая после ее кельи казалась огромной. Она облокотилась о высокую спинку стула. Мужмакс раздвинул...
Шторы. Это шторы.
На мгновение она зажмурилась от лунного света, залившего комнату. Ее глаза забыли, что такое свет; медленно и боязливо открыла она их.
Он распахнул окно и, выглянув наружу, посмотрел по сторонам действовал он быстро, ловко и бесшумно.
– У нас очень мало времени. Ты сможешь идти сама? Она сделала пробный шаг, а потом медленно двинулась в его сторону.
– Да, думаю, что...
Он обернулся, и она смолкла.
Но не боль в ногах была причиной тому. Она увидела его. Увидела впервые – отчетливо и ясно.
Само совершенство. Других слов, которые могли бы описать его, она не находила. Словно во сне двигалась она навстречу ему. Никого похожего на него она не знала. И это наполнило ее болью.
Как? Как могла она забыть его?
Ее ощущения подтвердились – он оказался худощав. Но под расстегнутым воротом и закатанными рукавами черной рубахи были видны сильная шея и мускулистые руки. Поверх рубахи на нем был черный жилет, а на ногах черные бриджи и сапоги. Весь в черном. Этот цвет великолепно оттенял его волосы и глаза: непослушные золотисто-белокурые длинные волосы, касавшиеся ворота рубахи, и глаза...
О, какие это были глаза! Они притягивали, и она как завороженная шла на них. Они сияли подобно звездам. Мягкий, серебристый свет их смягчал резко очерченные, выступающие скулы и тяжелый прямой подбородок. Оттененные густыми черными ресницами и увенчанные темными бровями, они были обращены к ней. В них читалось... изумление.
Она стояла рядом с ним, чувствуя, как земля уходит у нее из под ног, словно она, вдруг оторвавшись, вознеслась на небеса и парила в лунном свете рядом с ангелом.
Черным ангелом.
Она подняла на него огромные, расширившиеся, от восхищения глаза.
– Вы... вы... – Она никак не могла вспомнить слово. На его лице появилось беспокойство. И настороженность. Он заметно напрягся.
– Что?
И она выпалила первое слово, пришедшее ей на ум:
– Вы прекрасны.
Он вздрогнул, словно ожидал услышать нечто иное. Потом его губы дрогнули в смущенной улыбке.
– Впервые слышу такое в свой адрес.
– Красивый, – поправилась она, обрадовавшись найденному наконец слову. – Вы очень красивый.
– Спасибо. Но моей внешностью ты насладишься позже. Сейчас не время для комплиментов. Нам нужно поскорее убраться отсюда. – Он повернулся к окну. – Тут невысоко. Я прыгну первым, ты за мной. Я подхвачу тебя. Поняла?
Оцепенев, она не сводила с него глаз. На лбу у него, под спадавшими в беспорядке волосами, она заметила синяк. И свежий, еще кровоточащий порез.
